Мережковский произведения. Литературно-исторические заметки юного техника. Эмиграция, основание "Зеленой лампы"

14 (2) августа 1865 года родился Дмитрий Сергеевич Мережковский – русский поэт, писатель, выдающийся критик и эссеист, один из основателей символизма, религиозный философ, основоположник нового для русской литературы жанра историософского романа, муж поэтессы Зинаиды Гиппиус.

Его произведения, начиная с 1914 года, неоднократно выдвигались на соискание Нобелевской премии по литературе, а спорные философские идеи и радикальные политические взгляды подчас приводили в шок современников. Одни обвиняли Мережковского-мыслителя в сухом интеллектуализме, холодности, схематизме, «головном» характере творчества, отрицая его причастность к «живой жизни». Других озадачивало и даже пугало очевидное противоречие между «рассудочностью» писателя и буйством скрытых страстей в каждом из его произведений.

Д.С. Мережковский уже при жизни приобрёл воистину мировую известность. Его читали и переводили в России и в Европе. Его одинаково яростно ругали и прославляли как в кругах литературной богемы, так и в научном сообществе конца XIX- начала XX веков. С ним вступали в спор и заимствовали его идеи величайшие мыслители того времени, а стихи и пьесы знали наизусть и гимназисты, и университетские профессора.

Многие открыто и тайно завидовали успешности Мережковского как писателя, многие откровенно восхищались его творчеством. Только, по признанию практически всех его современников, Мережковский всегда оставался фигурой неоднозначной. Он и по сей день стоит особняком в истории Серебряного века, равно как и в истории русской литературы, философии, литературной критики.

Советскими исследователями, по вполне понятным причинам, политический эмигрант Мережковский был признан персоной нон-грата. Долгие годы его фамилия не упоминалась ни в одном литературном справочнике. Огромное творческое наследие писателя, начиная со статьи Л.Троцкого, вошедшей в его программную книгу «Литература и революция», вплоть до конца 1980-х годов представлялось исключительно в карикатурном виде. Произведения «чуждого» Мережковского в советской стране не только не переиздавались, но и были изъяты из каталогов государственных библиотек, стали недоступными для широкого читателя.

Сегодня стоит признать, что историки литературы, посвятившие в 1990-е годы немало трудов изучению и «воскрешению» творчества многих забытых писателей, поэтов, культурных деятелей эпохи Серебряного века, так и не нашли для Мережковского подходящего места в блестящей плеяде его современников.

Задаваясь тем же вопросом, который некогда сформулировал А. Блок («Почему все не любят Мережковского?»), О. Михайлов – один из первых постсоветских исследователей творчества писателя – замечал: «…Он как будто никого не устраивает. Особое положение Мережковского отчасти объясняется глубоким личным одиночеством, которое он сам превосходно сознавал, пронеся его с детских лет и до кончины…»

К сожалению, практически все современные обращения к жизни и творчеству величайшего мыслителя XX века по-прежнему утыкаются в феномен творческого «тандема» Мережковский-Гиппиус, смакуют подробности семейного треугольника Мережковский-Гиппиус-Философов, в лучшем случае – отмечают важную роль «прозрений» Мережковского относительно событий 1917 года и рассматривают его философию как предтечу французского экзистенциализма.

Между тем, Д.С.Мережковский – явление, без которого вообще невозможно представить себе Серебряный век русской литературы. Одним из первых он сформулировал основные принципы русского модернизма и символизма, отделив их от эстетики декаданса. Его труды стали своеобразной «энциклопедией» для идеологии символизма. Отсюда брали начало многие идеалистические воззрения символистов в области историософии, социологии, эстетики, морали. Он же вошёл в историю как основоположник нового для русской (и мировой) литературы, жанра: историософского романа. Классиков экспериментального романа (А. Белого, А. Ремизова, Т. Манна, Дж. Джойса) большинство исследователей сегодня относят к числу прямых последователей Д.С. Мережковского. Наследие Мережковского отразилось в романистике В. Брюсова, А. Толстого, М. Булгакова, М. Алданова, философии Карсавина, Бердяева, Розанова, Франка. В идейном радикализме, свойственном как раннему, так и позднему Мережковскому, органично сочеталась нетерпимость религиозного фанатика и умение убеждать, отстаивая свою позицию в аргументированном споре с любым оппонентом. Мережковский умел талантливо ставить самые животрепещущие вопросы и не менее талантливо отвечать на них. И эти ответы волновали подчас безразличных современников, тревожили сон их души, разбивали вдребезги сытое равнодушие и самодовольство, заставляли задуматься, переосмыслить, взглянуть на привычные, давно знакомые вещи другими глазами.

Семья и ранние годы

Дмитрий Сергеевич Мережковский родился в Петербурге в большой состоятельной, религиозной, но совсем не дружной семье.

По отцовской линии род Мережковских имел украинское происхождение. Украинская фамилия Мережко у прадеда Дмитрия Сергеевича в Павловские времена превратилась в Мережковского. По материнской линии род тоже был дворянским, но захудалым. Хотя среди предков матери числился знаменитый оппонент Ивана Грозного князь Андрей Курбский.

Отец, Сергей Иванович Мережковский, служил по дворцовому ведомству, вышел в отставку с высоким чином тайного советника. Семья снимала большую квартиру на Фонтанке, имела дачу в Крыму. К детям отец относился холодно, считая их, по словам самого Д.С.Мережковского, «источником шума и хлопот». Его участие в воспитании ограничивалось лишь материальной поддержкой, впрочем, вполне достаточной, чтобы никто не чувствовал себя обделённым.

«Мне теперь кажется, что в нём было много хорошего, - писал об отце Мережковский в своих «Автобиографических заметках». - Но, угрюмый, ожесточённый тяжелой чиновничьей лямкой времен николаевских, он не сумел устроить семьи. Нас было девять человек: шесть сыновей и три дочери. В детстве мы жили довольно дружно, но затем разошлись, потому что настоящей духовной связи, всегда от отца идущей, между нами не было…»

Критиками не раз отмечалось, что психология сыновнего противостояния отцу много лет спустя подверглась «сложной интеллектуальной и духовной разработке» и послужила основой для многих исторических сочинений писателя.

В гимназии Мережковский-младший начал пописывать стишки, в основном подражая Пушкину. Он организовал поэтическое сообщество, которое собиралось на квартирах одноклассников Дмитрия. Им вскоре заинтересовалась полиция: на дворе конец 1870-х, «Народная воля» одно за другим устраивает покушения на царя, а тут какие-то сборища…

Только участие и связи отца Мережковского – солидного чиновника - спасли молодых вольнодумцев от преследований. Благодаря полиции, «невнимательный» Сергей Иванович узнал, что его сын пишет стихи. Именно он первым представил стихотворные и прозаические опыты Дмитрия литературным авторитетам: Елисавете Ксаверьевне Воронцовой – музе молодого Пушкина и Ф.М. Достоевскому. 87-и летняя старушка Воронцова благословила юношу на дальнейшие писания, уловив в его произведениях «необыкновенную метафизическую чуткость души». Ф.М. Достоевский, напротив, дал отрицательный отзыв о творчестве молодого поэта, заметив, что нужно страдать, чтобы хорошо писать.

«Нет, уж пусть лучше не пишет, только не страдает!» - испуганно воскликнул отец.

Оценка великого писателя глубоко оскорбила и раздосадовала молодое дарование, но совету родителя Мережковский не последовал. В том же 1880 году в журнале «Живописное обозрение» состоялся его литературный дебют – были опубликованы два стихотворения.

В 1882 году Дмитрий Мережковский побывал на первых выступлениях С.Я. Надсона – тогда ещё юнкера Павловского училища, и под впечатлением от услышанного, написал ему письмо. Так произошло знакомство двух начинающих поэтов, переросшее в крепкую дружбу, скреплённую глубокими, почти родственными чувствами. Две смерти - Надсона в 1887 году, и матери два года спустя - явились сильнейшим ударом для Мережковского: он потерял двух самых для себя близких людей.

Между тем, уже в годы учёбы на историко-филологическом факультете Петербургского университета (1884-1888) Мережковский прочно входит в литературную среду. Его стихотворения появляются в таких популярных изданиях как «Отечественные записки», «Северный вестник», а одно из первых стихотворений «Сакья-Муни» вошло во многие тогдашние сборники чтецов-декламаторов и принесло автору немалую популярность.

В 1885 году Н. К. Михайловский привлёк Мережковского к работе в созданном им вместе с А. А. Давыдовой журнале «Северный вестник». В круг знакомых Мережковского вошли редактор А. Л. Волынский, писатели В. Г. Короленко и В. М. Гаршин, впоследствии - символисты Н. М. Минский, К. Д. Бальмонт, Ф. Сологуб. Михайловский заказал начинающему литератору статью «О крестьянине во французской литературе», которую, однако, не принял, не без оснований заподозрив в своём ученике склонность к «мистицизму». Много лет спустя Мережковский вспоминал: «В народничестве моём много было ребяческого, легкомысленного, но всё же искреннего, и я рад, что оно было в моей жизни и не прошло для меня бесследно».

В университетские годы Мережковский «переболел» не только народничеством, но и философией позитивизма, а также «богоискательством» и сектантством. В 1885 году, по приглашению Г.Успенского, Дмитрий Сергеевич путешествовал по Волге, где встречался с хорошо знакомым Л.Н.Толстому сектантом Сютаевым. Но эта встреча, в отличие от философии Владимира Соловьева и поэзии его друга Надсона, не произвела на молодого человека особенного впечатления.

В 1886 году Мережковский перенёс тяжелую болезнь (о подробностях которой ничего не известно). Это, по версии многих биографов, послужило одной из главных причин «поворота к вере». В начале мая 1888 года, по окончании университета, Мережковский предпринял путешествие по югу России: сначала в Одессу, оттуда морем - в Сухуми, потом по Военно-Грузинской дороге в Боржом. Впоследствии отмечалось, что эта поездка словно бы повторяла паломничество Владимира Соловьёва к пирамидам и воспринималось молодым автором как «духовное странничество, предпринимаемое неофитом для откровения Истины». В Боржоме Мережковский встретил девятнадцатилетнюю Зинаиду Гиппиус.

«…Мне уже не раз делали, как говорится, «предложение»; еще того чаще слышала я «объяснение в любви». Но тут не было ни «предложения», ни «объяснения»: мы, и главное, оба - вдруг стали разговаривать так, как будто это давно было решено, что мы женимся и что это будет хорошо. Начал, дал тон этот, очень простой, он, конечно, а я так для себя незаметно и естественно в этот тон вошла, как будто ничего неожиданного и не случилось.»

Венчание состоялось 8 января 1889 года практически без гостей. День свадьбы молодожёны провели за чтением. На утро Гиппиус, по собственному признанию, «забыла, что накануне вышла замуж».

Так сложился самый известный и плодотворный творческий «тандем» эпохи Серебряного века. Современники отмечали, что Мережковский и Гиппиус в духовном плане составляли единое целое, были неотделимы друг от друга. Сами супруги признавались, что часто не улавливали, кому именно из них принадлежит начало той или иной идеи. «Она ведь не другой человек, а я в другом теле», - писал Мережковский в письме к В. В. Розанову от 14 октября 1899 года.

Естественно, их брак не был обычным в прямом понимании этого слова. Он носил характер, скорее, смелого эстетического, нравственного и творческого эксперимента. Супруги, возможно, никогда не были близки физически, и в личном плане предоставляли друг другу полную свободу (по традиции «новых» людей из романа «Что делать?»). Бездетный, словно надмирный союз Гиппиус и Мережковского можно назвать независимым литературно-философским сообществом, которое со временем превратилось в прочный сплав единомышленников, способных генерировать идеи и облачать их в форму литературно-критических статей, исторических романов, философских эссе. Такая связь оказалась намного прочнее любовных и супружеских уз. Если верить мемуарам З.Н. Гиппиус, они с Мережковским прожили вместе «52 года, не разлучившись ни на один день».

Яркая, привлекательная и внешне очень женственная Зинаида Николаевна Гиппиус получила у своих современников прозвище «андрогин». Действительно, активным, мужским началом в союзе с Мережковским была именно она. Она любила ходить в мужской одежде, на равных дружить с мужчинами и главное – оплодотворять, бросаться идеями, которые Мережковский затем «вынашивал и рожал».

Секретарь Гиппиус В.Злобин вспоминал: «Она очень женственна, он - мужественен, но в плане творческом, метафизическом роли перевёрнуты. Оплодотворяет она, вынашивает, рожает он. Она - семя, он - почва…»

Вячеслав Иванов был уверен, что З.Н.Гиппиус гораздо талантливее Мережковского. Того же мнения придерживались А. Белый, Д.Философов, А. Карташев. Но сама Гиппиус так охарактеризовала суть своих творческих отношений с мужем:

«Случалось мне как бы опережать какую-нибудь идею Д. С. Я её высказывала раньше, чем она же должна была встретиться на его пути. В большинстве случаев он её тотчас же подхватывал (так как она, в сущности, была его же), и у него она уже делалась сразу махровее, принимала как бы тело, а моя роль вот этим высказыванием ограничивалась, я тогда следовала за ним…»

У неё есть идея, которую она не может воплотить, но тут же, наготове стоит мастер, готовый принять эту идею, как свою, «обтесать» и воплотить в виде художественного произведения. Очень удобно, не правда ли?..

Однако подобное «сотрудничество», как правило, не оставляет места для соперничества, проявления эмоций и вообще чувственной стороны отношений. Не случайно до самого конца совместного жизненного пути, ощущая полное духовное и интеллектуальное единение, супруги не испытывали друг к другу сильных чувств. Они страдали, с одной стороны - от невозможности жить друг без друга, с другой - от внутреннего взаимотторжения. Как следствие, в отношениях Мережковских быстро сложилась «странная искусственность», обращавшаяся в «болезненную и неприятную игру», где муж, как отмечали многие мемуаристы, играл роль «пассивную, а то и страдательную».

Начало литературной карьеры

В 1888 году Мережковский написал первую поэму «Протопоп Аввакум». Весной этого года вышла его первая книга «Стихотворения» (1883-1887), принесшая ему первую известность. Между тем, семейные расходы превышали непостоянный литературный заработок начинающего писателя. Роль «главы семьи» и «добытчицы» в этот момент взяла на себя З. Гиппиус. Как литератор она оказалась поначалу значительно более успешной, чем Мережковский. Она писала всё: стихи, рассказы, пьесы, эссе, но главной была её литературно-критическая работа в столичных газетах и журналах. Печаталась она всегда под мужскими псевдонимами: Пущин, Герман, Ропшин и самым известным – Антон Крайний.

Мережковский в этот период как раз утратил интерес к поэзии, увлёкшись древнегреческой драматургией. В «Вестнике Европы» вышли его переводы трагедий Эсхила, Софокла и Еврипида. Отдельной книгой был издан прозаический перевод «Дафниса и Хлои» (1896). Античные переводы Мережковского, в своё время практически невостребованные, лишь впоследствии были оценены по достоинству и ныне они составляют гордость русской школы художественного перевода.

Очевидно, под влиянием Гиппиус, Мережковский также решил попробовать себя в роли критика, и в «Северном вестнике» состоялся его дебют - статья о начинающем А. П. Чехове «Старый вопрос по поводу нового таланта». Впрочем, самому Чехову эта в целом положительная статья не понравилась своей сложностью и намёками на мистицизм. Впоследствии Чехов сторонился Мережковского, пресекая все попытки последнего обрести в нём хотя бы собеседника.

Критические статьи и эссе Мережковского о Пушкине, Достоевском, Гончарове, Майкове, Короленко, Сервантесе, Ибсене, французских неоромантиках продолжали печататься в других изданиях («Русское обозрение», «Труд» и др.). Часть их вошла в сборник «Вечные спутники: портреты из всемирной литературы» (1897). По мнению А. Долинина, одного из первых исследователей творчества Мережковского, именно ему «должна по праву принадлежать слава одного из самых тонких и проницательных критиков рубежа веков».

Надо заметить, что каждое очередное выступление Мережковского на поприще истории мировой культуры (с появления в 1888 году статьи «Флобер в своих письмах» вплоть до конца 1890-х годов) вызывало в отечественной периодике «эффект скандала». Издатель «Вечных спутников» П. П. Перцов, с которым Мережковский познакомился в июне 1890 года, вспоминал впоследствии, что как критик и литературовед последний был настоящим литературным изгнанником. Его выдающиеся статьи о Гончарове и Майкове, по словам Перцова, могли быть «напечатаны только… где-то на задворках литературы. В парадных покоях их новизна шокировала».

Причиной неприятия очерков Мережковского была их жанровая новизна. «Субъективная критика» в духе Аполлона Григорьева, активно практиковавшаяся писателем, стала популярной лишь много позже, как форма литературно-философского эссе. На этом поприще Мережковский получил признание, но запоздалое. Накануне Первой мировой войны, как вспоминала З. Гиппиус, книга «Вечные спутники» была особенно популярна и «даже выдавалась, как награда, кончающим средне-учебные заведения».

А в конце XIX века русская литература, философия, живопись жили ещё теми же «народническими» идеями. Большинство литераторов-современников Мережковского и Гиппиус ещё считало, что надо писать о мерзостях реальной жизни, показывать разложение правящих классов и т.д. Но время уже переменилось: читателям нравилось не о мерзостях жизни, а о прелестях зачарованных далей. Многим это казалось упадничеством, поэтому термин «декаданс» возник раньше термина «символизм».

Родоначальник символизма

В 1891-1892 годах Мережковский и Гиппиус предпринимают несколько совместных поездок по Европе. Денег на путешествия, конечно, давал отец Мережковского, который долгие годы продолжал материально содержать и опекать их странную семью. Возможно, родитель питал надежды на скорое прибавление в семействе, но, вопреки всему, чета литераторов вскоре разродилась вовсе не долгожданным внуком, а новым направлением в русской литературе, которое с лёгкой руки Мережковского получило название «символизм».

К 1891 году Дмитрием Сергеевичем были написаны и опубликованы в «Северном вестнике» и других изданиях мистические поэмы «Вера», «Семейная идиллия» и «Смерть». Они, как ни странно, нашли широкий отклик в русских литературных кругах. Поэма «Вера» впоследствии была признана одним из первых значительных произведений русского символизма. На читателя она произвела ошеломляющее впечатление, прежде всего, силой и подлинностью запечатлённых в ней мистических переживаний, резко отличавшихся от рефлексий народнической литературы на гражданские темы. «Читаю «Веру» и умиляюсь», - записал в дневнике В. Я. Брюсов, тогда ещё начинающий литератор. Один из популяризаторов модернизма П. П. Перцов позже с самоиронией замечал, что в его юношеском сознании «Вера» Мережковского «далеко превосходила… скучного и устаревшего Пушкина».

Во время путешествия по Италии, Франции и Швейцарии Мережковский оттачивал замысел своего первого «модернистского» романа «Юлиан Отступник», к написанию которого приступил сразу же по возвращении в Россию. Однако из-за неурядиц в редакции «Северного вестника» оказалось, что публиковать этот новаторский роман негде. Некоторое время оставалась надежда на то, что редактор А. Волынский всё же напечатает роман, но его грубые правки привели к разрыву, после чего «Северный вестник» для Мережковского оказался закрыт.

Между тем, весной 1892 года в издательстве А. С. Суворина вышел второй поэтический сборник Д. С. Мережковского с программным для зарождавшегося модернизма названием «Символы. Песни и поэмы». Именно здесь был запечатлён перелом в развитии его мировоззрения, обозначился поворот к религиозному миросозерцанию и ощущению «мистической тайны бытия». С самого начала Мережковский постарался отмежеваться от обвинений в «упадничестве». Он писал позже:

«Под влиянием Достоевского, а также иностранной литературы, Бодлера и Эдгара По, началось моё увлечение не декадентством, а символизмом (я и тогда уже понимал их различие). Сборник стихотворений, изданный в самом начале 90-х годов, я озаглавил «Символы». Кажется, я раньше всех в русской литературе употребил это слово…»

В конце октября того же года Мережковский прочёл нашумевшую лекцию «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы», которая год спустя вышла отдельным изданием. Лекция, наряду со сборником «Символы», считается манифестом символизма и модернистского обновления искусства. Мережковский обозначил здесь три линии нового искусства, утверждая, что только «мистическое содержание», «язык символа» и импрессионизм способны расширить «художественную впечатлительность» современной русской словесности. Отмечая, что все три составляющие нового движения уже присутствуют в творчестве Толстого, Тургенева, Достоевского, Гончарова, автор объявлял модернизм продолжением тенденций русской литературной классики.

Лекция Мережковского произвёла фурор. Либерально-демократический лагерь отнёсся к его теориям как к проявлению «мракобесия», а в петербургских литературных салонах они были встречены презрительно-насмешливо. С восторгом принял доклад лишь немногочисленный кружок сторонников нового направления, сформировавшийся вокруг журнала «Северный вестник». Осенью 1892 года З. Н. Гиппиус сблизилась с новой редакцией журнала, во главе которого оказались А. Л. Волынский и Л. Я. Гуревич. Её далеко не интеллектуальный роман с Волынским способствовал и возвращению сюда Мережковского вместе с его «Юлианом Отступником».

Историческая проза Мережковского

«Юлиан Отступник» стал первым в трилогии «Христос и Антихрист» и вошёл в историю как первый русский символистский исторический роман. После его публикации статус писателя изменился: критики, ругая «ницшеанца Мережковского» (это словосочетание некоторое время оставалось неразрывным), вынуждены были констатировать несомненную значительность этого дебюта. Единомышленники почувствовали в Мережковском своего лидера («…Роман, созданный для вечности!» - писал В. Брюсов), а в общественном сознании писатель превратился в «русского Эберса». В 1900 году роман «Смерть богов. Юлиан Отступник» в переводе З. Васильевой вышел во Франции и принёс Мережковскому европейскую известность.

С 1889 года супруги проживали в Петербурге в знаменитом доме Мурузи (Литейный проспект, 24). Уже в то время их просторная квартира становится чем-то вроде известного всему городу литературного салона. Кроме редакции «Северного вестника» во главе с Волынским, частыми гостями здесь бывали и будущие «мирискусники» - А.Бенуа, В.Нувель, Л.Бакст, Д.В.Философов и его двоюродный брат С.П. Дягилев.

В апреле 1896 года Мережковские и Волынский совершили давно задуманное совместное путешествие по Италии и Франции по местам Леонардо да Винчи (Флоренция, Форли, Римини и далее - в Амбуаз), чтобы собрать материал для задуманного Мережковским второго романа его трилогии. В ходе этого путешествия произошёл первый в ряду скандалов, связанных с настойчивым стремлением Волынского «выяснить отношения» с Гиппиус и её мужем. Роль «третьего, но не совсем лишнего» в их спаянном творческими узами семейном союзе редактора, по-видимому, не устраивала. В результате Волынский оставил своих спутников на полпути и возвратился в Петербург. В отсутствие Мережковских и Волынского, произошёл серьёзный конфликт редактора «Северного вестника» Л. Я. Гуревич с цензурным комитетом. Из-за непомерных цензурных требований журнал начинает рушиться. В Россию Мережковские возвращаются в начале июля и сразу оказываются вовлечёнными в «двойную» личную и издательскую интригу.

1897 год стал особенно плодотворным для Мережковского. Впервые его книги преобладают над публикациями в периодике. Помимо сборника Перцова «Философские течения в русской поэзии», появившегося в марте 1896 года, выходят отдельным изданием «Юлиан Отступник» (под журнальным названием «Отверженный»), сборник «Новые стихотворения», перевод романа Лонгуса (Лонга) «Дафнис и Хлоя», а также ставшая вскоре хрестоматийной книга статей о литературе и культуре «Вечные спутники». Полным ходом идёт работа над романом о Леонардо да Винчи.

Однако «доброго» расставания с Волынским не случилось. В январе 1898 года Мережковский и Волынский обмениваются крайне резкими письмами, после чего все отношения между ними расторгаются. 12 марта в «Новом времени» (№ 8275) публикуется анонимное письмо, в котором Волынский обвиняется в плагиате материалов Мережковского. В свою очередь, Волынский активно интригует против Мережковского и З. Н. Гиппиус, используя для этого все свои литературные связи. Из-за травли, развёрнутой Волынским, для Мережковского закрываются не только «Северный вестник», но и практически все толстые петербургские журналы. Публикация второго романа трилогии «Христос и Антихрист» оказалась задержанной на несколько лет. Лишь первые главы под заголовком «Возрождение» вышли в 1899 году в журнале «Начало», который вскоре закрылся. К осени роман удалось пристроить в «Мир Божий», издававшийся А. Давыдовой, где в течение всего 1900 года он заполнял весь беллетристический раздел.

Всё это явилось для писателя серьёзным ударом. Некоторое время он всерьёз рассматривал возможность навсегда уехать из России; отказаться от этого пришлось лишь из-за отсутствия денег.

Мережковский и Л.Толстой

«Трибуну» отверженному писателю неожиданно предоставили его друзья «мирискусники». В 1899 году «Северный вестник» был окончательно закрыт, и Мережковские особенно сблизились с С.П.Дягилевым и его окружением. В первом номере «Мира искусства» (январь 1899 года) была напечатана статья Мережковского «Я. П. Полонский». Позже здесь же появились его работы о Пушкине и греческой трагедии.

Самая значительная литературно-критическая работа Мережковского «Л. Толстой и Достоевский» тоже впервые была опубликована на страницах «Мира искусства» (№ 1-4, 7-12 1900; № 4-12, 1901).

Этот трактат, во многом посвящённый анализу путей становления русской литературы, вызвал широкий общественный резонанс. Время его появления как раз совпало с моментом наибольшего обострения конфликта Л.Н. Толстого с русской православной церковью. Ничего лично против бунтовщика-графа Мережковский не имел («Мое отношение к Толстому, хотя и совершенно цензурное, но не враждебное, а скорее сочувственное»). Однако он считал отлучение Толстого от церкви положительным моментом, прежде всего, для самой церкви. По мнению Мережковского, Русская православная церковь наконец-то «оправляется от паралича» и начинает вновь сознавать себя «…мистическим организмом, не терпящим компромиссов догматического характера».

В докладе «Лев Толстой и Русская Церковь» Мережковский так объяснил свою позицию:

«Следуя за Л. Толстым в его бунте против Церкви, как части всемирной и русской культуры, до конца, русское культурное общество дошло бы неминуемо до отрицания своей собственной русской и культурной сущности; оказалось бы вне России и вне Европы, против русского народа и против европейской культуры; оказалось бы не русским и не культурным, то есть ничем. В толстовском нигилизме вся постпетровская культурная Россия… <думая>, что борется с Церковью, то есть с историей, с народом, за свое спасение, - на самом деле борется… за свою погибель: страшная борьба, похожая на борьбу самоубийцы с тем, кто мешает ему наложить на себя руки.»

В 1904 году Мережковские даже предприняли попытку примириться с Толстым, возможно рассчитывая на его сотрудничество в их новом журнале «Новый путь». Толстой пригласил супругов на встречу в Ясную Поляну, и встреча прошла почти в дружеской атмосфере. «…Я рад, что вы ко мне приехали. Значит, вы уже ничего против меня не имеете…», - заметил, прощаясь, хозяин дома. Формальное примирение было достигнуто, но, как писала Гиппиус, «религию Толстого» Мережковский не принимал до конца своих дней.

«Третий Завет» Мережковского

Выработанная Д. С. Мережковским (в творческом сотрудничестве с З. Н. Гиппиус) концепция «нового религиозного сознания», многими воспринятая как культурно-религиозный ренессанс Серебряного века, в равной степени противостояла и материализму, и церковной христианской традиции. Заимствовав основы своей теории у итальянского богослова XII века аббата Иоахима Флорского, Мережковский развил концепцию, согласно которой на смену двум первым заветам (Ветхий завет Бога-отца и Новый Завет Бога-сына), должен прийти Третий Завет - Святого Духа; «завет Свободы вослед заветам Закона и Благодати». В первом Завете (как считали Мережковские), «открылась власть Божья, как истина»; во втором - «истина, как любовь»; в третьем и последнем - «любовь, как свобода». В этом последнем царстве «произнесено и услышано будет последнее, никем еще не произнесённое и не услышанное имя Господа Грядущего: Освободитель». Третий Завет должен был стать, по их мнению, религией Святого духа, своеобразным синтезом «правды о земле» (язычества) и «правды о небе» (христианства). Таким образом, по Мережковскому, исполнением «сокровенной Тайны Святой Троицы» исторический процесс замкнёт начало с концом и настанут «новое небо и новая земля» обетованного в Апокалипсисе, библейской Книге Откровения.

В этом контексте Мережковский рассматривал духовную историю человечества как противостояние двух «бездн»: «бездны плоти» (воплощённой в язычестве) и «бездны духа» (христианский бесплотный аскетизм), двух несовершенных начал, стремящихся к синтезу через «духовную революцию» - в будущей «новой Церкви». Эту церковь Мережковский и Гиппиус именовали «Церковью Третьего завета». Мережковский вообразил себя «пророком» нового религиозного сознания и выстраивал свои концепции в соответствии с троичным законом диалектики (конфликт тезиса и антитезиса; завершение - синтезом).

Общая и основная идея, на которой базировались религиозные концепции Мережковского, состояла в необходимости обновления традиционного христианства. И в этом он никак не противоречит Л.Н.Толстому и другим интеллектуальным «богоискателям» своего времени.

«Троебратство»

Поздней осенью 1900 года на квартире у Мережковских прошли первые Религиозно-философские собрания. Их целью как раз и являлось создание «новой Церкви» на основе идеи «Третьего Завета». К своему «религиозному братству» Мережковские пытались привлечь всех «мирискусников», однако всерьёз к этой затее отнёсся только Д. В. Философов: так кружок сократился до треугольника. Постепенно в результате сложных перипетий в личных взаимоотношениях и мировоззренческих коллизиях сложился «тройственный союз» Д. Мережковского, З. Гиппиус и Д. Философова, имевший для его участников символический смысл, связанный с идеями «Третьего Завета» и «царства Духа».

«Троебратство» (как называли организацию сами её участники) стало совершать дома подобие «малого богослужения» - с вином, цветами, виноградом, импровизированными молитвами. Считалось, что родилась «новая церковь» 29 марта 1901 года: именно тогда, в Великий Четверг, чета Мережковских и Философов провели совместную молитву по специальному ритуалу. Новость о «доморощенной церкви» многих ввергла в недоумение; в частности, «взбесила Бердяева, и он окончательно вошёл в православие». С этого момента начался конфликт Мережковских с редакцией журнала «Мир искусства», а в частности – с С.П. Дягилевым, которого связывали с кузеном Философовым не только родственные чувства. Не удивительно, что в «мужском союзе» «Мира искусства» поступок Философова расценили как «измену» и подвергли отступника жестокому остракизму. Впрочем, отношения Мережковских с Философовым также были небезоблачными. В 1902 году он вернулся к Дягилеву, оставив супругам записку: «Я выхожу из нашего союза не потому, что не верю в дело, а потому, что я лично не могу в этом участвовать». В годовщину «троебратства» - 13 апреля (Великий четверг) Гиппиус и Мережковский молятся вдвоём, поставив к столу третий пустой стул.

После того, как в «Мире искусства» была завершена публикация трактата Мережковского о Толстом, его сотрудничество с журналом прекратилось.

В июне 1902 года супруги Мережковские предпринимают путешествие по старообрядческим местам Поволжья, посещают Керженецкие леса. Создать собственную секту у них не получилось, поэтому целью этой поездки было пообщаться с сектантами разного толка, в частности с хлыстами. Под впечатлением от путешествия у Мережковского возникает замысел «русского» романа «Пётр и Алексей».

«Новый путь»

В феврале 1902 года со смертью А. Давыдовой для Мережковского окончательно закрылся журнал «Мир Божий», отношения с «мирискусниками» также были испорчены. В другие издания, после всех известных обществу скандалов, одиозным авторам вход был заказан.

Перед творческим союзом Гиппиус-Мережковский вновь встала проблема: где печатать свои произведения? Оставалось создать свой журнал.

3 июля 1902 года, накануне возвращения Мережковских в Петербург, П. П. Перцов получил официальное разрешение Главного управления по делам печати на издание журнала «Новый путь». Работы по организации журнала взял на себя книгоиздатель М. В. Пирожков. В августе он снимает помещение в доме на Невском проспекте, 88, где находятся его издательство и книжная лавка. В эти месяцы Мережковские встречаются с П. П. Перцовым, А. А. Блоком, П. С. Соловьевой, издателем А. Е. Колпинским, пайщицей журнала В. А. Субботиной. В конце июля-начале августа из Москвы приезжает поклонница Д.С. Мережковского Е. И. Образцова, с которой у него в эпоху «троебратства» случилось нечто вроде романа. Она также пожелала стать пайщицей «Нового пути», но подлинная цель её визита была «романтическая». В конце концов, Образцова со скандалом была изгнана З.Н. Гиппиус. Однако сама Зинаида Николаевна своих отношений с Философовым не прекратила. Уже осенью 1902 года Дягилев пытался «помириться» с Мережковскими, устроив, благодаря своим связям, в Александринском театре премьеру трагедии Еврипида «Ипполит» (в переводе Мережковского, разумеется). Переводчик произнёс на сцене театра вступительную речь «Новое значение старой трагедии», которая на следующий день вышла в газете «Новое время». Эта премьера могла расцениваться как «отступное» за выход Философова из «троебратства», и Мережковские, у которых на тот момент уже был свой журнал, с Дягилевым примирились.

В марте 1903 года против Религиозно-философских собраний на квартире Мережковских была развёрнута целая кампания. Новоявленную «секту» резко осудил отец Иоанн Кронштадтский. Затем, в газете «Заря» появляется статья писательницы Н. А. Лухмановой «Кто дал им право?» с требованием запретить Религиозно-философские собрания. 3 апреля (опять - Великий Четверг!) Мережковский, пытаясь уладить это дело, посещает Александро-Невскую лавру и на лестнице проваливается в стеклянный люк, сильно порезавшись. Это был настоящий провал. Идея «новой церкви», как и «нового пути» умерла, а 5 апреля 1903 года постановлением священного Синода за подписью К.П. Победоносцева Религиозно-философские собрания Мережковских были официально запрещены. Издание журнала «повисло на волоске»: П. П. Перцов заявил о своём желании «ликвидировать дело». С.П. Дягилев предлагает объединить «Новый путь» с «Миром искусства» и вместе издавать большой журнал. Для переговоров Мережковские приезжают в Петербург, где встречаются с Дягилевым, Философовым и А. П. Чеховым, но Чехов наотрез отказывается сотрудничать с проповедниками «неохристианства».

В октябре 1903 года скоропостижно умирает тёща Мережковского – А.С.Гиппиус. Д.Философов много помогает Гиппиус во время похорон и вновь оказывается «третьим» в семейном союзе. После этого «дягилевский кружок» распался, журнал «Мир искусства» прекратил своё существование. Но «Новый путь», несмотря на трудности, «троица» решила продолжать совместными усилиями: подписку буквально спас обещанный в новом году роман «Петр и Алексей».

Роман «Антихрист. Пётр и Алексей» (1904-1905) стал третьей частью трилогии Мережковского о Христе и Антихристе. Это богословский и философский роман о Петре I, которого автор «рисует воплощённым антихристом». К этому времени исторические романы Мережковского стали очень популярны в Европе: только «Юлиан Отступник» в течение 10 лет выдержал во Франции 23 переиздания. Между тем, когда литературный обозреватель английской газеты «Daily Telegraph» назвал Мережковского «достойным наследником Толстого и Достоевского», русская критика единодушно осудила такой отзыв как «святотатство», и писатель вынужден был публично откреститься от похвал такого рода.

1903-1904 годы считаются периодом духовного кризиса Мережковского. Лишившись поддержки Церкви, идейно руководимое им «новое религиозное действие» превратилось в эклектическую «игру в богоискательство». Вскоре Мережковские отошли и от «Нового пути»: появление в публицистической секции редакции новых сотрудников - Н. Бердяева, С. Франка и С. Н. Булгакова с одной стороны, укрепило позиции издания, с другой - отдалило его от изначальных целей. В конце 1904 года супруги добровольно покинули журнал, передав права на его издание «философской группе» Бердяева и Булгакова и сохранив с редакцией в целом дружеские отношения.

1905 год. «Грядущий Хам»

Начало Русско-японской войны Мережковский и Гиппиус встретили равнодушно, но после расстрела демонстрации 9 января их обоих охватывает предчувствие грядущей революционной катастрофы. После расстрела шествия рабочих Мережковские, Философов и гостивший у них Андрей Белый устраивают с помощью студентов «протест» в Александринском театре, а затем – слушают речь Г. А. Гапона в Вольно-экономическом обществе. Несколько дней после этого Мережковский ожидает ареста. В журналах «Полярная звезда» и «Вопросы жизни» на протяжении года появляются первые из его «мистико-революционных» статей, среди них – «Грядущий Хам». Предостерегая общество от «недооценки мощных сил, препятствующих религиозному и социальному освобождению», писатель считал, что интеллигенции, воплощающей «живой дух России», противостоят силы «духовного рабства и хамства, питаемые стихией мещанства, безличности, серединности и пошлости». При этом «хамство» в его терминологии было не социальной характеристикой, а синонимом бездуховности (материализма, позитивизма, мещанства, атеизма и т. д.). Если религиозного обновления не произойдет, весь мир, и Россию в том числе, ждет «Грядущий Хам», - утверждал писатель.

Ещё более «полевели» его взгляды после поражения России в войне с Японией. В беседе с Гиппиус он заявил о том, что окончательно уверился в «антихристианской» сущности русского самодержавия. В октябре Мережковский приветствовал введение гражданских свобод в России и значительно сблизился с эсерами и «неонародниками». Писатель был убеждён в эти годы, что революция не только не противоречит христианскому учению, но, напротив, вытекает из него.

С октября 1905 года начинает функционировать салон на «башне» Вячеслава Иванова, который посещают Мережковские. На эту осень приходится и внезапный роман Мережковского с «оргиасткой» Л. Н. Вилькиной, из-за которого вновь чуть не рухнуло «троебратство».

«Европейская миссия» 1906-1908 гг.

1906 год начался для Мережковского серией неудач. 18 февраля он прочел статью «Пророк русской революции» в зале Тенишевского училища, после чего возмущенная А. Г. Достоевская аннулировала незадолго до этого оформленный заказ писателю на вводную статью для готовившегося к выпуску юбилейного собрания сочинений Ф. М. Достоевского. Тем не менее, статья была опубликована в брюсовских «Весах» (№ 2, 3) и издана отдельной брошюрой. Тогда же Мережковские, Философов, Бердяев и С. Н. Булгаков попытались создать группу «Меч» и одноименный журнал на базе брюсовских «Весов», но В. Я. Брюсов этот проект отклонил.

В 1906 году «троица» Гиппиус-Мережковский-Философов решает переменить обстановку и отправляется в «добровольное изгнание», призванное послужить «переоценке ценностей». Ежегодные переиздания разных произведений Мережковского с этого времени вплоть до 1917 года становятся регулярными, поэтому в средствах их союз не нуждался. Обустроившись в Париже, все трое приступили к осуществлению своей «миссии в Европе», основная цель которой состояла в активном утверждении «нового религиозного сознания». Во Франции Мережковские пытаются создать собственную редакцию «Анархия и Теократия» и в процессе этой работы создают коллективный сборник «Le Tsar et la Revolution» (выйдет в Париже в 1907 году). Второй проект – сборник «Меч» («Der Schwert») в мюнхенском издательстве Пипера – остается неосуществленным. Тогда же Мережковские и Философов начинают сотрудничать в журнале «Mercure de France». В Париже к ним присоединяется Андрей Белый, переживающий глубокий душевный кризис после драматической любовной истории с Л. Д. Блок. Осенью – зимой 1906 года Мережковский знакомится с П. А. Кропоткиным, Г. В. Плехановым, встречается и с «рядовыми» революционерами-эмигрантами, беглыми солдатами, матросами-«потемкинцами» и др., активно общается с русским литературно-художественным Парижем – К. Д. Бальмонтом, Н. М. Минским, А. Н. Бенуа, М. С. Безобразовой. У них часто бывают Б. В. Савинков и И. И. Фондаминский. Общение с этими представителями эсеровского террористического подполья подвигает Мережковского на выступление с лекцией «О насилии», которую он с огромным успехом читает 21 февраля в Salle d`Orient. Весной 1907 года Мережковские посещают лекцию Р. Штейнера, а после встречаются с основоположником антропософии у М. А. Волошина. Мережковский начинает работать над пьесой «Павел I» – первой частью новой трилогии «Царство Зверя». Летом – осенью 1907 года Мережковский, Гиппиус и Философов втроём пишут драму о русской революции и эмиграции «Маков цвет», которая выходит в «Русской мысли» (№ 11). До того в этом же журнале Мережковский опубликовал статью «Революция и религия» (№ 2, 3) и исследование о Серафиме Саровском «Последний святой» (№ 8, 9). Основным лейтмотивом творчества Д.С.Мережковского в этот период становится идея о том, что политической революции в России и мире (Россию автор рассматривал как провозвестницу мировых процессов) должна предшествовать «революция духа», приятие русской интеллигенцией истины «Третьего завета». В противном случае, по Мережковскому, политическая революция обёрнется тиранией и торжеством «грядущего хама».

В конце года Мережковский читает вторую публичную лекцию – «О самодержавии». Несмотря на успех выступления, он начинает ощущать исчерпанность «миссии в Европе». 11 июня 1908 года, поддавшись уговорам прибывшего в Париж Н. Бердяева, который рассказал им о новой ситуации, складывающейся в стране, Мережковские приняли решение вернуться в Россию.

«Царство зверя»

В 1908 году Д. С. Мережковский опубликовал завершённую ещё в Париже драму «Павел I». Она стала первой частью трилогии «Царство Зверя» (первоначально названной «Зверь из Бездны»). По мнению цензоров, это произведение «оскорбляло самодержавие», а потому было немедленно конфисковано. Его публикация повлекла за собой продолжительное судебное преследование (лишь 18 сентября 1912 года суд оправдал автора и издателя «за отсутствием состава преступления»). Второй роман трилогии «Александр I» печатался в «Русской мысли» в 1911-1912 годах, отдельным изданием вышел в 1913 году (и был переиздан в Берлине в 1925 году). Заключительная часть трилогии - роман «14 декабря» - вышел в 1918 году.

«Царство зверя» по праву считается лучшей трилогией произведений уже зрелого писателя Д.С.Мережковского. Все три книги были свободны от метафизической догматики, красочной эротики и «смакования жестокостей», в чём некоторые критики упрекали автора за романы его первой трилогии. Романы серии «Царство зверя», исследующие природу и суть русской монархии на широком историческом фоне, демонстрировали прочную связь «с гуманистической традицией русской литературы XIX века», которая, как считали многие критики, оказалась в других произведения Мережковского утраченной.

Критика «веховцев»

В марте 1909 года в Москве под названием «Вехи» вышел сборник статей русских философов начала XX века о русской интеллигенции и её роли в истории России.

Сборник получил широкий общественный резонанс и вызвал бурные дискуссии в среде творческой интеллигенции.

Мережковский, как один из лидеров Религиозно-философского общества, выступил с резкой критикой «веховцев» (как он искренне полагал, в защиту русской интеллигенции). В числе авторов сборника были его недавние единомышленники - «легальные марксисты» - Бердяев, Булгаков, Гершензон. Современники, в частности Розанов, отмечали «блистательность» речи писателя, но пришли в ужас от безжалостной непримиримости и презрительной надменности, которая звучала в каждом её слове. Отвечая Бердяеву, Мережковский писал:

«Православие есть душа самодержавия, а самодержавие - есть тело православия… Христианская святость совместима с реакцией, с участием в «Союзе русского народа», с превращением Церкви в орудие мирской политики, с благословением смертных казней. <…> Нельзя… поручать себя молитвам тех, кого считаешь мучителями, распинателями правды Христовой, кого подозреваешь в безбожном, демоническом отношении к миру.»

С этого момента А. Бердяев, С. Франк, С. Н. Булгаков стали яростными критиками Мережковского. Позиция писателя, безусловно, была непоследовательной: «веховцы» во многом продолжали его собственные идеи (в частности, о «воцерковлении» интеллигенции), высказывавшиеся в начале 1900-х годов. И статус Мережковского радикально изменился: для «левой» критики он превратился из изгоя-декадента в «маститого русского писателя, к которому прислушивается Европа». Розанов же адресовал ему слова (впоследствии вошедшие в сборник «Опавшие листья»), которые многими были расценены как пророческие: «Вот то-то и оно-то, Димитрий Сергеевич, что вас никогда, никогда, никогда не поймут те, с кем вы… И никогда, никогда, никогда, никогда вы не обнимете свиное, тупое рыло революции…».

1909-1917 годы

В начале 1909 года у Мережковского возникли проблемы со здоровьем. По совету врачей супруги направились лечиться в Европу. Первоначальный диагноз - органические изменения в сердце - не подтвердился: в Париже (куда супруги прибыли по приглашению Савинкова) кардиолог Вогез не нашел патологий в сердечной деятельности и рекомендовал писателю лечиться от нервного истощения. Зимой того же года, почувствовав ухудшение состояния, Мережковский направился на юг Франции, где продолжил работу над «Александром I» и сбор материалов для следующего романа «14 декабря».

В 1911 году перед очередным возвращением в Россию из Парижа Гиппиус купила дешёвую квартиру в Пасси (Rue Colonel Bonnet, 11-bis). Это почти случайное приобретение имело впоследствии для Мережковских решающее, спасительное значение. Здесь Дмитрий Сергеевич скрывался от преследований правительством за свой роман «Александр I», здесь же поселились супруги после своего бегства из большевистской России.

В 1913 году в издательстве М. О. Вольфа вышло первое (17-томное) собрание сочинений Мережковского. Второе было составлено и выпущено Д. И. Сытиным в 1914 году в 24 томах. После его выхода академик Н. А. Котляревский выдвинул кандидатуру Мережковского на соискание Нобелевской премии по литературе.

К участию России в войне Мережковский отнёсся крайне отрицательно. Супруги демонстративно отказались участвовать в каких бы то ни было верноподданнических манифестациях и выразили, кроме того, неодобрение в связи с переименованием столицы из Петербурга в Петроград. На некоторое время Мережковский отошёл от политики и погрузился в литературную и публицистическую деятельность. Значительный резонанс имела его лекция «Завет Белинского. Религиозность и общественность русской интеллигенции» (выпущенная в 1914 году отдельным изданием), где прозвучала идея о духовном лидерстве интеллигенции в отечественной истории. В начале 1915 года писатель сблизился с А. Ф. Керенским, примкнул к А. М. Горькому в попытке создать «левопатриотическое» общество, целью которого стал бы скорейший выход России из войны с минимальными потерями.

В 1915 году Мережковский опубликовал публицистический сборник «Было и будет: Дневник 1910-1914» и литературное исследование «Две тайны русской поэзии: Некрасов и Тютчев». В 1916 году состоялись премьеры двух его пьес: «Будет радость» (МХТ) и «Романтики» (Александринский театр, постановка В. Э. Мейерхольда); вторая из них имела большой успех. Признанный в Европе, на родине Мережковский по-прежнему имел репутацию «спорного» автора и постоянно вынужден был преодолевать сопротивление критики.

1917 год

Мережковские приветствовали Февральскую революцию 1917 года: они полагали, что только «честная революция» может покончить с войной, а «установление демократии даст возможность расцвета идей свободы (в том числе и религиозной) перед лицом закона». Не входя ни в одну из политических партий, Д.С. Мережковский имел контакты со всеми, за исключением социал-демократической. Временное правительство он воспринимал как «вполне близкое». 14 марта к супругам на квартиру пришёл А. Ф. Керенский - уже глава Временного правительства - с тем, чтобы попросить Мережковского написать популярную брошюру о декабристах для распространения в войсках. Однако вторая аудиенция у Керенского, также в марте, произвела на писателя удручающее впечатление. В те дни он, погрузившись в депрессию, вновь изображал из себя вещую Кассандру: пророчески предсказал и скорое падение Временного правительства, и большевистскую диктатуру.

Поэтому Октябрьский переворот Мережковский встретил с мрачной радостью от сбывшегося предсказания – грядущий хам на глазах превращался в настоящего. Но супруги и их друг публицист Философов продолжали бесстрашно печатать в газетах антибольшевистские статьи, хлопотали об освобождении заключённых в Петропавловскую крепость министров. В конце года писатель выступил с антибольшевистскими лекциями и статьями. Одна из них - «1825-1917» (14 декабря, газета «Вечерний звон») - анализировала ведущую роль интеллигенции в русском революционном движении. Между тем, «Павел I» сразу же после революции был реабилитирован, и пьеса с успехом прошла во многих театрах страны.

При большевиках

После октября 1917 года перед всеми русскими писателями встал извечный русский вопрос: что делать?

Легко оставаться непримиримым оппозиционером, когда ты сыт и богат, но когда выбор встал между голодом и скудным пайком от Луначарского, многие собратья по перу выбрали второе. Гиппиус и Мережковский остро переживали предательство вчерашних соратников-символистов: А.Блока, В.Брюсова, А.Белого. Гиппиус насмерть рассорилась с Блоком после выхода его поэмы «Двенадцать». Написала о нём в стихах: «Я не прощу. Душа твоя невинна. Я не прощу ей никогда…»

В 1919 году Мережковский вынужден был начать сотрудничество с горьковским издательством «Всемирная литература», где стал получать паёк и заработок. Для «Секции исторических картин» он переделал романы «Юлиан Отступник» и «Пётр и Алексей» в пьесы. Спасаясь от голода, супруги распродали всё, что могли, включая одежду и посуду. Описывая массовые расстрелы интеллигенции, дворянства и духовенства, Мережковский иронично заметил в «Записной книжке»: «А в Европе гадают, возможна или невозможна постепенная эволюция от человеческой мясорубки к свободе, равенству и братству?..». Когда Юденич подходил к Петрограду, Мережковские ещё надеялись на свержение большевистской власти, но узнав о поражении Колчака и Деникина, твёрдо решили бежать из России.

К тому времени их «тройственная семья» разрослась – у Гиппиус появился молодой секретарь, студент Петроградского университета, и естественно, поэт В.Злобин. Пятидесятилетняя дама уже давно оставила какие-либо попытки псевдособлазнения. Просто в условиях революционной разрухи молодой человек был весьма полезен непрактичной и беспомощной в быту чете литераторов. Злобин обладал способностью выгодно продавать вещи, доставать дрова и продукты, мог оказать практическую помощь и при задуманном побеге из страны.

Мережковский неоднократно подавал заявления в Петроградский совет с просьбой о выезде за границу для лечения. Ему отказывали. Наконец, получив мандат на чтение лекций красноармейцам по истории и мифологии Древнего Египта, 24 декабря 1919 года чета Мережковских, а с ними Философов и Злобин покинули Петроград. Отправившись на Западный фронт, не без энергичной помощи Злобина, беглецам удалось пересечь линию фронта в районе занятого поляками Минска.

Уже в феврале 1920 года все четверо обосновались в Варшаве.

Эмиграция

С первых дней эмиграции Мережковский и Гиппиус активно включились в антикоммунистическую деятельность Русского комитета в Польше. В 1920 году они сотрудничали в газете «Свобода» (потом – «За свободу!»), издававшейся Б.Савинковым в Варшаве. З. Н. Гиппиус стала редактором литературного отдела. Одну из статей под названием «Смысл войны» Мережковский подписал псевдонимом «Юлиан Отступник».

Летом Б. Савинков привлёк Мережковских и Философова к работе в Русском эвакуационном комитете, который фактически являлся военно-мобилизационной структурой для формирования белогвардейских частей. 25 июня 1920 года Мережковский встретился в Бельведере с президентом Ю.Пилсудским. От имени Комитета он опубликовал «Воззвание к русской эмиграции и русским людям», в котором призвал не сражаться с воюющей польской армией, более того, присоединяться к ней. В октябре 1920 года между Советской Россией и Польшей было подписано перемирие. Одним из его условий стало ограничение антисоветской пропаганды. В Польше появилась цензура. Мережковские и Злобин 20 октября 1920 года выехали в Париж, где цензуры не было, и сохранялась собственная квартира. А Д.Философов, подпав под личное обаяние бывшего террориста Савинкова, остался в Варшаве, возглавив отдел пропаганды в Русском национальном комитете Польши.

В Париже Мережковские начали сотрудничать с журналом «Современные записки», газетами «Последние новости» (П. Н. Милюков) и «Возрождение» (П. Б. Струве), но взаимопонимания с этими редакциями у них не возникло. Мережковские не вошли ни в один эмигрантский кружок: их взгляды не находили отклика ни у правых, ни у левых. Они призывали к военной интервенции в Россию, но не поддерживали реставраторства, что отталкивало от них апологетов белой идеи, а их непримиримость к большевикам и происшедшему в России идейно развела их со «сменовеховством».

Единственным безоговорочным союзником Мережковского в эти годы был И. А. Бунин: по многим вопросам с ним они выступали единым фронтом. В частности, они провели переговоры с французскими политиками, лоббировавшими интересы эмиграции, и добились выделения пособий русским писателям-эмигрантам.

В 1920-е годы в творчестве Мережковского в основном преобладают мотивы предостережения Запада от «душевной болезни» большевизма, которая, по его мнению, может захлестнуть и Европу. В серии лекций и статей, опубликованных В.Л.Бурцевым в газете «Общее дело», Мережковский предупреждал: «…русский пожар - не только русский, но и всемирный» и призывал западные державы к новой интервенции.

В 1924 году Мережковский принял участие в собрании писателей «Миссия русской эмиграции» (наряду с И. А. Буниным, А. В. Карташевым, И. С. Шмелевым), выступив с речью «Слова немых», представителями «левой эмиграции» осуждённой. Его письмо чешскому президенту Т. Масарику с просьбой о помощи русским писателям-эмигрантам принесло реальные результаты: в частности, супругам Мережковским были назначены пенсии по 3 тысячи чешских крон.

Мережковский и Гиппиус стали также инициаторами создания и активными участниками литературно-философского общества «Зелёная лампа» (1927-1939). Оно зародилось зимой 1925 года как «литературные воскресники», но быстро стало одним из центров интеллектуальной жизни русского Парижа.

Революционные потрясения в России укрепили веру Мережковского во всемирное предназначение его родины. Россия, по мнению писателя, должна была начать «спасение» других народов, всего человечества. «Мы потеряли всё, кроме нашей всемирности,» - записал Мережковский в дневнике.

Надо заметить, что в эмиграции жанровые предпочтения Мережковского вновь радикальным образом изменились. Художественная литература из его творчества оказалась вытеснена произведениями в жанре религиозно-философского трактата и биографическими эссе («Наполеон», 1929; «Данте», 1939). Характер философских исследований имели и его романы «Рождение богов. Тутанкамон на Крите» и «Мессия». Сам писатель в 1925 году говорил о своих исторических сочинениях: «Большинство считает, что я исторический романист, и это глубоко неправильно; в прошлом я ищу будущее… Настоящее кажется мне иногда чужбиною. Родина моя - прошлое и будущее…»

Тем не менее, в эмиграции Мережковский писал очень много. «Иисус Неизвестный» (1932, Белград) - книга, рассматривающаяся как центральная из всех, что Мережковский написал вне России, завершила трилогию о путях спасения человечества. Первая часть вышла в Праге в 1925 году под названием «Тайна трёх: Египет и Вавилон», вторая - в Берлине в 1930 году как «Тайна Запада: Атлантида-Европа». Здесь Мережковский (в напоминавшей ницшеанскую стилистике) развивал прежнюю философию истории (построенную на концепции Трёх Заветов), но - уже в более апокалиптическом ключе. Как отмечали исследователи, для последних работ Мережковского было характерно ощущение катастрофичности современного мира, которому грозит участь «новой Атлантиды». Его книги напрямую перекликались, в частности, с пессимистическими идеями Г. Шпенглера («Закат Европы»).

Начиная с 1930 года профессор славянских языков Лундского университета Сигурд Агрелл начал настойчиво выдвигать в соискатели литературной Нобелевской премии сразу двух русских писателей: Мережковского и Бунина. Второй из них неизменно пользовался большей поддержкой номинаторов. В ноябре 1932 года Гиппиус в письме В. Н. Буниной выразила мнение, что Нобелевский комитет не приемлет кандидатуры Мережковского «из-за его антикоммунизма», и что шансы Бунина поэтому предпочтительнее. Действительно в 1933 году Нобелевскую премию получил Бунин. С. Агрелл, впрочем, продолжал выдвигать в соискатели Мережковского ежегодно, вплоть до самой своей смерти в 1937 году (всего таких номинаций было восемь), но шансов на победу Дмитрий Сергеевич уже не имел.

Среди религиозно-философских сочинений, написанных Мережковским в годы эмиграции, исследователи выделяют «Павел. Августин» (Берлин, 1936), «Св. Франциск Ассизский» (Берлин, 1938) и «Жанна д’Арк и Третье Царство Духа» (Берлин, 1938), вышедшие под общим заголовком «Лица святых от Иисуса к нам». В тридцатые годы Мережковский перевёл также на русский язык сочинения Еврипида, Софокла, Гете, Э. А. По.

Творчество Мережковского в эмиграции вызывало противоречивые отклики. Современные исследователи в большинстве своём считают, что именно во Франции писатель достиг своего творческого пика. Противоположное мнение высказывала Нина Берберова, считавшая, что «…из его писаний за время эмиграции всё умерло… Живо только то, что написано им было до 1920 года».

Последние годы

Летом 1941 года, вскоре после нападения Германии на СССР, В.Злобин вместе со своей немецкой знакомой без ведома Гиппиус (предположительно, чтобы таким образом облегчить тяжелое материальное положение супругов) привели Д.С.Мережковского на немецкое радио. Писатель перед микрофоном произнёс речь «Большевизм и человечество», в которой говорил о «подвиге, взятом на себя Германией в Святом Крестовом походе против большевизма». Мережковский сравнил фюрера с Жанной д’Арк, призванной спасти мир от власти дьявола. Собственно, это было всё, что можно назвать в этой речи «прогитлеровским». Оставаясь противником любых форм тоталитаризма и надеясь, что большевизм и нацизм уничтожат друг друга, в радиоречи Мережковский фактически повторил то, что писал с 1920 года:

«Большевизм никогда не изменит своей природы, как многоугольник никогда не станет кругом, хотя можно увеличить до бесконечности число его сторон… Основная причина этой неизменности большевизма заключается в том, что он никогда не был национальным, это всегда было интернациональное явление; с первого дня его возникновения Россия, подобно любой стране, была и остается для большевизма средством для достижения конечной цели - захвата мирового владычества».

«Родить» что-то новое престарелый философ был уже не в состоянии…

З. Гиппиус, «узнав об этом радиовыступлении, была не только расстроена, но даже напугана. Первой её реакцией стали слова: «это конец». И она не ошиблась: в эмигрантской среде их подвергли полному остракизму. «Сотрудничества» с Гитлером (заключавшегося лишь в одной радиоречи больного старика) Мережковскому не простили.

Во время войны, спасаясь от бомбардировок, Мережковские выехали из Парижа в Биарриц (юг Франции), но туда вскоре пришли немцы, и супруги вернулись в столицу. На 75-и летие Мережковского комитет, в который входили П. Н. Милюков, И. А. Бунин, В. А. Маклаков и М. А. Алданов смог собрать для юбеляра 7 тысяч франков. Это позволило супругам снять виллу «El Recret». Здесь писатель успел завершить «Святого Иоанна Креста» и сразу же начал работать над «Святой Терезой Авильской» и «Маленькой Терезой», которая так и осталась незаконченной.

Дмитрий Сергеевич Мережковский – поэт, прозаик, драматург, философ, литературный критик, один из основоположников символизма в России – родился 2(14) августа 1865 года в Санкт-Петербурге в многодетной семье крупного чиновника, действительного тайного советника, Сергея Ивановича Мережковского, служившего во дворце.

Вехи биографии Мережковского совпадают с основными вехами русской истории конца 19 – начала 20 в. В 1884 году Мережковский поступает на историко-филологический факультет Московского и Петербургского университета, где сразу же проявляет интерес к философии. Здесь же происходит знакомство с Короленко, Гаршиным и Успенским, от которых Мережковский перенял осмысление проблем государства и общества с позиций народничества. После знакомства со стихотворениями Владимира Соловьева, Мережковский обращается к символизму. Пережил увлечение философским позитивизмом и левым уклоном, заменил их проповедью философии религии в ее единстве с культурой, приветствовал февральскую революцию, но не принял большевизма, в конце 1919 года бежал за границу, став одним из столпов русской эмиграции.

В связи с биографией Мережковского обычно упоминают два факта: визит юноши Мережковского с отцом к Достоевскому с целью показать стихи начинающего поэта, по поводу которых Федор Михайлович сказал: «Слабо, плохо, никуда не годится. Чтобы хорошо писать, - страдать надо, страдать!», - и брак с З.Н. Гиппиус, с которой Мережковский прожил 52 года, «не разлучаясь со дня свадьбы в Тифлисе ни разу, ни на один день».

В конце 1880-х и в 1890-е годы Мережковские отправляются в тур по Европе. Дмитрий Сергеевич и его супруга изучают европейскую культуру. Здесь Мережковский выступает в качестве литературного переводчика – он переводит античные трагедии с латинского и греческого языков, пишет критику, его труды публикуются в «Труде», «Русском обозрении» и «Северном вестнике».

В 1888 году в Петербурге вышла первая книга Мережковского «Стихотворения (1883-1887 )», а в 1892 – сборник «Символы (Песни и поэмы)» и в 1893 – брошюра «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы», ставшие в определенной мере программными для литературного направления символизма.

1899 год стал для Дмитрия Сергеевича Мережковского поворотным - он обращается к религиозным вопросам, много беседует на тему христианства и церкви, а спустя два года, в 1901 году Зинаида Гиппиус подала Мережковскому идею создания философско-религиозного кружка, в котором интеллигенция могла бы обсуждать насущные вопросы религии, церкви и русской культуры. Идея получила свое развитие и собрания имели место быть до 1903 года . К.П. Победоносцев на посту обер-прокурора Священного Синода одобрил такие собрания, однако за критику официальной церкви собрания им же были запрещены.

Известность к Мережковскому пришла с его первой романной трилогией «Христос и Антихрист»: «Смерть богов (Юлиан Отступник)» (1896 ), «Воскресшие боги (Леонардо да Винчи)» (1902 ), «Антихрист (Петр и Алексей)» (1905 ). В то же время он пишет большое исследование «Л. Толстой и Достоевский» (1901-1902 ). Этот этап творчества по праву считается самым удачным в литературной биографии Мережковского. Он сразу же заявил о себе как о нетрадиционном романисте. Он скорее являет сложившийся в Европе тип художника-эссеиста. Полиглот, знаток античности и итальянского Возрождения, он свободно контаминировал культурные смыслы как в публицистических, так и романических жанрах. И те и другие были подчинены одним и тем же метафизическим и культурологическим схемам: Христос и Антихрист, Богочеловек и Человекобог, Дух и Плоть, власть неба и власть земли. Мережковский использовал одни и те же историко-культурные универсалии. Так, в романе о Леонардо да Винчи Микеланджело и Леонардо выступают как тезис и антитезис, как Плоть и Дух, а Рафаэль – синтез Духа и Плоти. В русском искусстве, которому посвящено исследование Мережковского, эта триада перевернута: история искусства начинается с синтеза – Пушкина, разбиваясь затем на две составляющие линии – творчество Л.Н. Толстого («ясновидца Плоти») творчество Достоевского («ясновидца Духа»).

Весной 1906 года Дмитрий Сергеевич Мережковский с супругой отправляется во Францию. Там, в Париже, они проживут до 1908 года . Именно там выходит в свет совместный с женой и Д. Философовым труд «Le Tsar et la Revolution » (Царь и Революция), там же Мережковский начинает работу над «Царство Зверя» - трилогия на тему русской истории XVIII-XIX веков. В 1908 году публикуется первая часть этой трилогии – «Павел I», за которую Дмитрий Сергеевич Мережковский получил судебное разбирательство. Вторая часть трилогии – «Александр I» публикуется спустя пять лет в 1913 году . Завершает трилогию «14 декабря» также спустя пять лет в 1918 году . В начале XX века творчество Мережковского популярно в Европе - его труды переводят на многие языки, издаются многотомные собрания сочинений, однако в России произведения Мережковского не получили широкого распространения по причине жесточайшей цензуры, так как поэт выступает против самодержавия и официальной церкви.

В 1909 году был опубликован четвертый сборник стихов Мережковского под названием «Собрание стихов». В этом сборнике было немного новых стихотворений, основную часть составляло содержание трех предыдущих сборников. Интерес этого сборника еще и в том, что автор составил его исходя из своих новых взглядов.

В 1915 году Мережковский опубликовал публицистический сборник «Было и будет: Дневник 1910-1914» и литературное исследование «Две тайны русской поэзии: Некрасов и Тютчев». В 1916 году состоялись премьеры двух его пьес: «Будет радость» (МХТ) и «Романтики» (Александринский театр, постановка В.Э. Мейерхольда); вторая из них имела большой успех.

Мережковские приветствовали Февральскую революцию 1917 года . Октябрьские события вызвали яростный протест Мережковского. Он истолковал происшедшее как разгул «хамства», воцарение «народа-Зверя», смертельно опасного для всей мировой цивилизации, торжество «надмирного зла». Мережковский и Гиппиус первым делом занялись хлопотами по освобождению министров, заключённых в Петропавловскую крепость. В конце этого года писатель выступал с антибольшевистскими лекциями и статьями, одна из них, «1825-1917» (14 декабря, газета «Вечерний звон») анализировала ведущую роль интеллигенции в русском революционном движении. В 1919 году Мережковский вынужден был начать сотрудничество с горьковским издательством «Всемирная литература», где стал получать паёк и заработок. В этом же году Мережковский добивается разрешения на чтение лекций в рядах Красной армии. Под этим предлогом он с женой подбирается совсем близко к границе с оккупированными Польшей территориями и бежит. На территории Польши Мережковский ведет активную политическую деятельность, направленную против большевизма, однако после подписания перемирия между Россией и Польшей, он вынужден переехать в Париж.

В 1927 году при активном участии Мережковского создается религиозно-философский кружок «Зеленая лампа», который играл весомую роль в жизни русской эмиграции. В том же году Мережковские издают журнал «Новый курс», однако через год они вынуждены были прекратить его издание.

В сентябре 1928 года Мережковские приняли участие в Первом съезде русских писателей-эмигрантов, организованном в Белграде королем Югославии Александром I Карагеоргиевичем. Тогда же сербский монарх наградил писателя орденом Святого Саввы первой степени за заслуги перед культурой. Мережковский и Гиппиус выступили с публичными лекциями, организованными Югославской академией, после чего при Сербской академии наук стала издаваться «Русская библиотека», в которую вошли произведения Бунина, Мережковского, Гиппиус, Куприна, Ремизова, Шмелева, Бальмонта, Северянина.

В июне 1936 года Мережковский получил стипендию от правительства Муссолини для работы над книгой о Данте; более того, итальянский диктатор нашёл время, чтобы несколько раз встретиться с писателем и поговорить с ним о политике, искусстве и литературе.

Осенью 1938 года , когда гитлеровская Германия аннексировала Австрию и захватила Судеты, а потом и Чехословакию, Мережковский и Гиппиус выступили с категорическим осуждением «Мюнхенского сговора». Начало Второй мировой войны супруги встретили в Париже.

Произведения Дмитрия Мережковского 20-30-х гг.: «Рождение Богов (Тутанкамон на Крите)» (1924 ), «Мессия» (1925 ), «Наполеон» (1929 ), «Тайна Запада: Атлантида-Европа» (1931 ), «Иисус Неизвестный» (1932-1933 ), «Павел и Августин» (1937 ), «Франциск Ассизский» (1938 ), «Данте» (1939 ).

Последние месяцы жизни Мережковский непрерывно работал: прочёл публичные лекции о Леонардо да Винчи и Паскале, пытался прочесть доклад о Наполеоне, но он был запрещён оккупационными властями. К июню 1941 года у Мережковских кончились деньги: выселенные из виллы за неуплату, они сняли на лето меблированные комнаты. В сентябре, одолжив деньги у знакомых, супруги вернулись в парижскую квартиру. Истощённый физически и морально, Мережковский до последних дней пытался работать над «Маленькой Терезой», но она так и осталась неоконченной.

Дмитрий Сергеевич Мережковский скончался 9 декабря 1941 года от кровоизлияния в мозг.

Единство своего творчества Мережковский осознавал и писал в предисловии к собранию сочинений, что «это не ряд книг, а одна, издаваемая для удобства только в нескольких частях. Одна об одном». Творческое наследие Мережковского поистине огромно: это сотни критических и публицистических статей, несколько романических циклов. Но наибольший успех и признание ему выпали именно на начальном этапе, хотя и в это время оценки его творчества были самыми разноречивыми. А. Белый свидетельствовал, что Мережковский, будучи известным и популярным в Европе, в России оставался непонятым и одиноким. Для осознания природы его новаторства потребовалось немало времени.

Время показало, что Мережковский явился создателем романа нового типа – романа историософского. Своеобразие его состоит в том, что автором двигало желание не запечатлеть историю, а объяснить ее, соединив ее начала и концы, почувствовать ритм истории, определив тайные законы ее движения. В основе романического творчества Мережковского лежит мифо-поэтическое мышление, основанное на философской и религиозной интуиции. Символы и концепты философско-религиозных интуиций становятся организующими центрами всего творчества и проходят в качестве сквозных символических лейтмотивов. Отсюда основные особенности поэтики творчества. Мережковский сочетал в себе художника и ученого. З. Гиппиус в воспоминаниях писала, что он был одержим жаждой познания: «Ко всякой задуманной работе он относился с серьезностью ученого». Исследовал источники, путешествовал по местам предполагаемых событий, искал и собирал различные свидетельства. И в творчестве романист нередко следовал в Мережковском за знатоком и свидетелем. Источник в романе становился ибо дневником героя, либо текстом его письма, либо содержанием его монолога. Сам Мережковский называл свой метод «методом религиозно-исторического познания». Пристрастие к художеству также во многом было концептуально: именно в искусстве и творческом акте, по мнению Мережковского, единственно возможно чаемое им разрешение мучительных антиномий мира и его культурной истории.

Известный поэт. Род. в 1866 г. Отец его занимал видное место в дворцовом ведомстве. Окончил курс на историко-филологическом факультете спб. университета. Уже в 15 лет помещал стихи в разных изданиях. Первый сборник стихотворений М. появился в 1888 г., второй, "Символы", в 1892 г. (СПб.). Очень много М. переводит с греческого и латинского: в "Вестнике Европы" 90-х гг. напечатан ряд его стихотворных переводов трагедий Эсхила, Софокла и Еврипида. Отдельно вышли "Дафнис и Хлоя" Лонга (СПб., 1896). М. часто выступает и со статьями критического характера: в "Северном Вестнике", "Русском Обозрении", "Труде" и др. напечатаны его этюды о Достоевском, Пушкине, Майкове, Короленко, Кальдероне, французских неоромантиках, Ибсене и др. В 1893 г. издана им книга "О причинах упадка современной русской литературы". В "Северном Вестнике" 1895 г. М. с большим успехом дебютировал на поприще исторического романа "Отверженным" (отд. СПб., 1895).

Отличительные черты разнообразной и плодовитой деятельности М. - преобладание головной надуманности над непосредственным чувством. Обладая обширным литературным образованием и усердно следя за европейским литературным движением, М. часто вдохновляется настроениями книжными. Стих его изящен, но образности и одушевления в нем мало и, в общем, его поэзия не согревает читателя. Он слишком часто останавливается на темах, не соответствующих свойствам его суховатого дарования, и потому впадает в ходульность и напыщенность. По содержанию своей поэзии М. в начале всего теснее примыкал к Надсону. Не будучи "гражданским" поэтом в тесном смысле слова, он, однако, всего охотнее разрабатывал такие мотивы, как верховное значение любви к ближнему ("Сакья-Муни"), прославлял готовность страдать за убеждения ("Аввакум") и т. п. На одно из произведений первого периода деятельности М. - поэму "Вера" - выпал самый крупный литературный успех его. Чрезвычайная простота сюжета, разработанного без всяких потуг сказать что-нибудь необыкновенное, давала автору возможность не напускать на себя никаких чрезвычайных чувств, а живые картины умственной жизни молодежи начала 80-х гг. сообщают поэме значение серьезного воспроизведения эпохи. Поэма полна юношеской бодрости и заканчивается призывом к работе на благо общества. С конца 80-х гг. М. захватывает волна символизма и ницшеанства. Этот поворот невыгодно сказался на поэтической деятельности его. Мистицизма или хотя бы романтизма в ясном до сухости писательском темпераменте М. совершенно нет, почему и "символы" его переходят в ложный пафос и мертвую аллегорию. Историческому роману М., представляющему собой начало широко, хотя и весьма искусственно задуманной трилогии ("Юлиан-отступник", "Возрождение", "Петр и царевич Алексей"), некоторые стороны ницшеанства - именно его вполне свободное отношение к древнему язычеству - сообщили, однако, очень крупный размах. В романе масса предвзятости, психология Юлиана неясна и полна крупнейших противоречий, но отдельные подробности разработаны порой превосходно. "Отверженный" занимает видное место в ряду наших исторических романов и по глубокому проникновению автора духом эллинизма, и по отсутствию шаблонных приемов. Это результат тщательного ознакомления с древней и новой литературой о Юлиане и поездки автора в Грецию. В критических этюдах своих М. отстаивает те же принципы, которых практически держится в творческой деятельности. Вот почему в первых его статьях, например о Короленко, еще чувствуется струя народничества 70-х и начала 80-х гг., почти исчезающая в книжке "О причинах упадка современной литературы", а в новейших его статьях уступающая место не только равнодушию к прежним идеалам, но даже какому-то вызывающему презрению к ним. Мораль ницшевских "сверхчеловеков" поразила воображение впечатлительного поэта, и он готов отнести стремление к нравственному идеалу к числу мещанских условностей и шаблонов. Из критических этюдов М. наибольший шум возбудила книжка "О причинах упадка современной русской литературы". В ней немало метких характеристик современных литературных деятелей, но общая тенденция книжки неясна, потому что автор еще не решался вполне определенно поставить скрытый тезис своего этюда - мысль о целебной силе символизма. М. - решительный враг "тенденциозной" и утилитарной школы русской критики последних 40 лет, но собственные его статьи очень тенденциозны, потому что не столько посвящены характеристике разбираемого писателя, сколько служат поводом защищать любимые положения и настроения автора. Так, весь поглощенный теперь подготовительными работами для второго романа трилогии, он в блестящем, но крайне парадоксальном этюде о Пушкине (сборник П. Перцова "Философские течения русской поэзии") находит в самом национальном русском поэте "флорентийское" настроение.

{Брокгауз}

Мережковский, Дмитрий Сергеевич (дополнение к статье)

За 10 лет, прошедших после 1896 г. М. работал очень много и достиг большой известности не только в России, но и за границей. Он успел закончить свою трилогию ("Воскресшие боги. Леонардо да Винчи", СПб., 1902; "Антихрист. Петр и Алексей", СПб., 1905); издал сборник критических статей ("Вечные Спутники", СПб., 1897), исследование "Толстой и Достоевский" (СПб., 1901 и 1902; I т. имел 3 изд., II-й - 2), новеллу "Любовь сильнее смерти" (М., 1902, СПб., 1904), "Новые стихотворения" (СПб., 1896), "Собрание стихов" (М., 1904); написал ряд статей, по преимуществу в "Мире Искусства" и основанном им журнале "Новый Путь" (см.). Искусственность замысла, легшего в основу трилогии (Христос и Антихрист во всемирной истории) еще ярче проступает теперь, когда она закончена. Если еще можно было усмотреть борьбу Христа с Антихристом в лице Юлиана Отступника, то уже чисто внешний характер носит это сопоставление в применении к эпохе Ренесанса, когда с возрождением античного искусства якобы "воскресли боги" древности. В третьей части трилогии сопоставление держится исключительно на том, что раскольники усмотрели Антихриста в Петре. Самый замысел сопоставления Христа и Антихриста не выдерживает критики: с понятием о Христе связано нечто бесконечно-великое и вечное, с понятием об Антихристе - исключительно суеверие. Не выдерживает критики и другой лейтмотив трилогии - заимствованная у Ницше мысль, что психология "переходных" эпох содействует нарождению сильных характеров, приближающихся к идеалу "сверхчеловека". Представление о "переходных" эпохах противоречит идее непрерывности всемирной истории и постепенности исторической эволюции. В частности, искусственность этой идеи в применении к Петру едва ли может подлежать сомнению в настоящее время, когда в русской исторической науке прочно установился взгляд, что Петровская реформа далеко не была радикальной. Она была только эффектным, декоративно красивым проявлением задолго до того начавшегося усвоения европейской культуры. Кроме общих всей трилогии идей, М. в отдельных частях ее задается еще и специальными задачами. Так "Юлиан Отступник" проникнут декадентской рафинированностью, а в "Воскресших Богах" автор с особенной любовью занялся той стороной Ницшеанства, которая заменяет мораль преклонением пред силой и в связи с этим ставит искусство "по ту сторону добра и зла". С такой точки зрения освещается психология главного героя "Воскресших Богов" - Леонардо да-Винчи. М. на всем протяжении романа подчеркивает полное нравственное безразличие великого художника, который вносит одно и то же воодушевление и в постройку храма, и в план особого типа домов терпимости, в придумывание разных полезных изобретений и в устройство "уха тирана Дионисия", с помощью которого сыщики незаметно могут подслушивать. Литературную обработку двух последних романов трилогии трудно подвести под определенный тип. Это не вполне художественное произведение, потому что не меньше половины занимают выписки из подлинных документов, дневников и т. д. Еще меньше можно причислить оба романа к доподлинной истории. Смесь стилей, однако, не только не вредит общему впечатлению, а напротив того, оба приема друг друга счастливо дополняют. Художественные силы М. выигрывают от освещения хотя и тенденциозной, но все-таки яркой мыслью и подкрпления эффектно подобранными, колоритными цитатами. "Воскресшие Боги", несомненно, одна из интереснейших книг по Ренесансу; это было признано даже в богатой западно-европейской литературе. Что касается "Петра и Алексея", то для огромного большинства читателей, все еще привыкших смотреть на Петра, как на полубога, роман М. является настоящим откровением. Петр "Великий" в значительной степени меркнет, а на первый план выступает Петр более "Грозный", чем "Грозный" царь Иван. Перед нами Петр палач, собственноручно рубящий головы, собственноручно закалывающий кинжалом стрельцов, собственноручно засекающий на дыбе почти до смерти родного сына. Рядом с этим перед нами проходят картины дикого распутства, безобразнейшего пьянства, грубейшего сквернословия и во всей этой азиатчине главную роль играет великий насадитель "европеизма". М. сконцентрировал в одном фокусе все зверское, которого было так много в Петре. Как средство окончательно упразднить старое, академически прилизанное представление о Петре, роман М., бесспорно, должен сыграть видную роль. Не меньше исторических романов М. заставил о себе говорить своими блестяще написанными исследованиями о Толстом и Достоевском, стоящими в тесной связи с попытками его создать новое религиозное миросозерцание. М.-критик воюет с тенденциозностью "идейной" критики 60-х годов, но сам он столь же тенденциозен, с той только разницей, что он подходит к разбираемым произведениям с меркой не публицистической, а богословской. Но если публицистическая критика имеет то оправдание, что она связана с требованиями жизни, отражением которой является литература, то уже богословская критика - прием безусловно произвольный. Сказавшиеся как в исследовании о Толстом и Достоевском, так и в других статьях попытки М. обосновать новое религиозное миросозерцание сводятся к следующему. М. исходит из старой теории дуализма. Человек состоит из духа и плоти. Язычество "утверждало плоть в ущерб духу" и в этом причина того, что оно рухнуло. Христианство церковное выдвинуло аскетический идеал "духа в ущерб плоти". В действительности же Христос "утверждает равноценность, равносвятость Духа и Плоти " и "Церковь грядущая есть церковь Плоти Святой и Духа Святого". Мечтания о грядущей церкви основаны у М. на убеждении, что рядом с "историческим" и уже "пришедшим" христианством должна наступить очередь и для "апокалиптического Христа". В человечестве теперь обозначилось стремление к этому "второму Христу". Официальное, "историческое" христианство М. называет "позитивным", т.е. успокоившимся, остывшим. Оно воздвигло перед человечеством прочную "стену" определенных, окаменевших истин и верований, не дает простора фантазии и живому чувству. В частности "историческое" христианство, преклоняющееся пред аскетическим идеалом, подвергло особенному гонению плотскую любовь. Для "апокалиптических" же чаяний М. вопрос пола есть по преимуществу "наш новый вопрос"; он говорит не только о "Святой Плоти", но и о "святом сладострастии". Этот довольно неожиданный переход от религиозных чаяний к сладострастию смущает и самого М. В ответ на обвинения духовных критиков, он готов признать, что в его отношении к "историческому христианству" есть "опасность ереси, которую можно назвать, в противоположность аскетизму, ересью астартизма, т. е. не святого соединения, а кощунственного смешения и осквернения духа плотью". Несравненно ценнее этих бесплодных, лишенных каких бы то ни было осязательных, реальных очертаний вопросов о возможном соединении двух противоположных полюсов - святости Духа и святости Плоти - другая сторона религиозных исканий М. Второй из "двух главных вопросов, двух сомнений" его - более действенный, чем созерцательный вопрос о бессознательном подчинении исторического христианства языческому Imperium Romanum - "об отношении церкви к государству". Став в начале 1900-х гг. во главе "религиозно-философских" собраний в СПб., М. и кружок других писателей (Минский, Розанов, Гиппиус и др.) подвергли резкой критике всю нашу церковную систему, с ее полицейскими приемами насаждения благочестия. Эта критика, исходившая от людей, заявлявших, что они не атеисты и не позитивисты, а искатели религии, в свое время произвела сильное впечатление.

С. Венгеров.

{Брокгауз}

Мережковский, Дмитрий Сергеевич

Беллетрист, поэт, критик, публицист, религиозный мыслитель. Род. в семье крупного дворцового чиновника. Окончил историко-филологич. факультет Петербургского университета; печататься начал в 1881. С 1920 - в эмиграции, злейший враг сов. власти. М. - один из зачинателей русского символизма, представитель богоискательства, идеолог дворянской интеллигенции, к-рая в условиях реакции 80-х гг. выступила с проповедью эстетизма и индивидуализма, ударилась в крайний мистицизм, накануне революции 1905 перешла в лагерь оппозиционной кадетствующей буржуазии, а после Октября закономерно перекочевала за границу.

Первые стихотворные произведения Мережковского ("Стихотворения", 1888; "Символы", 1894; "Новые стихотворения", 1896) окрашены в пессимистические тона; его угнетает "век суровый железа, денег и машин". В лирике преобладают мотивы тоски, усталости, одиночества. Легкий налет "гражданских" мотивов надсоновского типа смешивается с религиозной настроенностью ("Христос воскрес", "Часовой на посту"). Бледные образы, шаблонные рифмы оформляют вялые философствования на религиозные темы ("Вера", "Смерть"), сочетаясь с искусственностью тона, крикливостью патетики ("Сакья-Муни", "Moritori"). Книга М. "О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы" явилась первой попыткой русского символизма осознать себя как направление, имеющее определенные эстетические и религиозно-философские принципы. Намечая "три главных элемента нового искусства: мистическое содержание, символы и расширение художественной впечатлительности", Мережковский обрушивается на "утилитарный пошлый реализм" литературы революционной демократии 60-х гг. Упадок современной литературы он объясняет "тем упадком художественного вкуса, который, начиная с 60-х гг., продолжается доныне и вызван проповедью утилитарного и тенденциозного искусства, проповедью таких критиков, как Добролюбов, Чернышевский, Писарев". Возрождение литературы М. видит в декадентстве и мистицизме: "русские декаденты - первые русские европейцы, люди всемирной культуры, достигшие крайних вершин ее "самозародившейся мистики"". Резко враждебное отношение М. к наследству революционней демократии, к художественному реализму, привело его к борьбе с современной идейно-прогрессивной литературой. В росте социалистического рабочего движения М. усматривал наступление "грядущего хама", Смердякова, торжествующей пошлости. В противовес идеям пролетарской социалистической борьбы М. выдвинул теорию "третьего царства", стремясь приспособить устаревшие догмы христианской религии к "современному состоянию человеческого ума".

"Критика христианства", осуществленная М., выражала настроения дворянско-буржуазного блока, его стремления внести некоторые поправки в действительность в смысле очищения ее от рутины прошлого для более просторного развития на капиталистических началах. Основанный группой М. журн. "Новый путь" был трибуной мистики, идеализма, утонченной поповщины. Мистически истолкованная гегелевская "триада" превращена М. в теорию "трех царств", якобы знаменующих религиозную эволюцию человечества. Эту теорию М. проводит настойчиво во всех своих произведениях. В своих исторических романах М. поставил задачей показать движение человечества по пути к "третьему царству". В трилогии "Христос и антихрист" Мережковский берет такие исторические эпохи, когда, по его мнению, борьба между язычеством и христианством проявлялась с наибольшей силой. "Юлиан Отступник" рисует гибель эллинского мира под напором темной христианской черни, "одержимой бесом разрушения". Роман "Воскресшие боги" посвящен возрождению культа эллинской красоты. "Леонардо да Винчи", одновременно рисующий "Тайную вечерю" и мерзкие рожи языческих идолов, совмещает в себе два начала - языческое и христианское. Перескакивая через столетия, М. обращается к России, приписывая ей миссию окончательного возрождения. Роман "Петр и Алексей" посвящен трагическому противоречию старого и нового, европейского и старорусского начал, которые сливаются, по М., воедино в грядущем царстве святого духа. Вторая трилогия - драма "Павел I" , роман "Александр I" и "14 декабря" - посвящена движению декабристов и предшествовавшему дворцовому перевороту (убийство Павла I). Трактуя "революцию" как борьбу с самодержавием во имя бога, М. изобразил декабризм как беспочвенный легкомысленный заговор кучки взбалмошных молодых людей, одержимых религиозными сомнениями. В наиболее невыгодном свете М. представил как раз левую, демократическую часть декабристов (Пестель, Бестужев).

Укладывая историю в узкие рамки своей религиозной схемы, М. не останавливается перед сознательным искажением исторических фактов. Герои М. не образы с живым содержанием, а рупоры мистической идеи трех царств. Они ведут схоластические споры, цитируют эллинских мудрецов, видят длинные сны, ведут скучнейшие дневники. Холодное резонерство, фальшивый пафос и пророческий тон доминирующе романах и заглушают немногие яркие страницы. Мистическая трактовка М. исторического процесса была оружием борьбы дворянско-буржуазного блока с растущим революционным движением.

До революции 1905 М. преклонялся перед самодержавием, считая царя помазанником божиим, отождествляя государство с церковью. В годы мощного подъема революционного движения М. переходит в лагерь буржуазной оппозиции, объявляет: "самодержавие - от антихриста". Выступая против самодержавия, М. одновременно скорбит о том, что "в русской революции дела, достойные титанов, совершаются под песни пигмеев, под такие гимназические вирши, как "Вставай, подымайся, рабочий народ"". Ему хочется слышать в революции церковное песнопение, ибо русская революция, по М., может стать путем к "третьему царству", но для этого она должна отбросить "мещанство", земные цели соц.-дем., т. е. по сути дела должна перестать быть революцией. Здесь контрреволюционный характер воззрений Мережковского выражен особенно отчетливо.

Эта активнейшая пропаганда мистики и религии, проводимая М., являлась отражением того исторического момента, "когда русской буржуазии в ее контрреволюционных целях понадобилось оживить религию, поднять спрос на религию, сочинить религию, привить народу или по-новому укрепить в народе религию" (Ленин).

Как литературный критик М. произвольно подгоняет творчество писателей под свою схему мистического развития человечества. Так, творчество Пушкина истолковывается как примиряющее христианство и язычество начало, из которого вышли Достоевский и Толстой - "два предвозвестителя русского и всемирного возрождения", один - стремящийся к одухотворению плоти, другой - "к воплощению духа". А так как в грядущем царстве "дух и плоть должны слиться воедино", то и Достоевский с Толстым должны слиться и дать нового, символического Пушкина. В творчестве Гоголя М. увидел вечную борьбу с "чортом", объявил, что "Чичиков - антихрист", а в персонажах "Ревизора" умудрился найти скрытый мистический смысл. Когда М. понадобилось обосновать свою теорию народа-богоносца, он в качестве предвозвестника этой теории выдвигает Лермонтова. Демократическая гражданская лирика Некрасова вызывает резкое осуждение М., зато особо подчеркиваются отдельные нотки религиозной настроенности поэта; у Гл. Успенского, которого "убийственное для всякой поэзии утилитарное направление коснулось в большей мере, чем Некрасова", М. находит одно удовлетворяющее его произведение - очерк "Парамон-Юродивый". Лучшим произведением Короленко он объявляет "Сон Макара", в котором "религиозное вдохновение окрыляет поэта", а в "Стихотворениях в прозе" и рассказе "Собака" открывает настоящего "немодного и нестареющего Тургенева, которого не подозревали наши критики-реалисты". Естественно, что поэзия Горького, в которой трудно найти мистику, "ничего не заслуживает кроме снисходительного забвения...", "...о Горьком как о художнике больше двух слов говорить не стоит". Но зато В. Розанов оказывается "величайшим из современных русских писателей".

В период реакции, когда "дух "смирения" и "покаяния", увлечение антиобщественными учениями, мода на мистицизм и т. п." (Ленин) сделались господствующими настроениями буржуазии и мелкой буржуазии, деятельность М. имела успех в "отчаявшихся и уставших" (Ленин) кругах буржуазной и мелкобуржуазной интеллигенции, оказала значительное влияние на творчество Белого, Вяч. Иванова, Брюсова.

К 1909-1910 М. проделывает еще большую эволюцию вправо, "ведет последовательную, очень внутреннюю, идейную борьбу" с большевизмом ("Дневники" З. Гиппиус) и окончательно переходит в лагерь столыпинской реакции. Ленин с определенностью обозначил место М. в классовой борьбе, говоря, что "Струве в "Русской мысли", наверное, докажет завтра при помощи Бердяева, Изгоева, Мережковского и К°, что "ленинцы" - греховные "раскольники", а ликвидаторы... святые исполнители воли бога" (т. XVII, стр. 494).

Пролетарскую революцию М. встретил с дикой фанатической злобой. Изливая потоки клеветы на Советскую Россию, М. для борьбы с этим "царством антихриста" призывает силы не только небесные, но и земные - в лице европейской интервенции.

Художественное творчество М. эмигрантского периода является ярким примером идейной деградации и культурного одичания белой эмиграции. Его романы "Рождение богов", "Мессия" лишены всяких признаков художественности, наполнены скучнейшими разговорами и туманными пророчествами. В религии древнего Египта он находит сочетание "элементов религиозного и полового", чем и спешит обновить свою философию.

В плане литературного наследства творчество М., реакционное от начала до конца, представляет безусловно отрицательную величину. Оно может служить разве только иллюстрацией позорного бытия нашей "отечественной" буржуазии и ее бесславного конца.

Библиография: I. Полное собр. сочин., 17 тт., изд. т-ва М. О. Вольф, СПб, 1911-1913; То же, 24 тт. (полнее), изд. т-ва Сытина, М., 1914-1915. Не вошли в "Собр. сочин.": 14 декабря, П., 1918; Рождение богов. Тутонкамон на Крите, Прага, 1925; Мессия, "Современ. записки", Париж, 1926, XXVII - XXXII (романы); Будет радость, П., 1916; Романтики, Петроград, 1917 (драмы); Две тайны русской поэзии. Некрасов и Тютчев, Петроград, 1915; Завет Белинского, Петроград, 1915 (критика).

II. Михайловский Н. К., Дневник читателя. Заметки о поэзии и поэтах, "Сочин.", т. VI, СПб, 1897; Его же, Русское отражение французского символизма, в кн. "Литературные воспоминания и современная смута", т. II, СПб, 1900; Eго же, Несколько слов о г. Мережковском и Л. Толстом. О г. Мережковском. О Достоевском и г. Мережковском. Г. Мережковский об отцах и детях. Запоздалые счеты с г. Мережковским, "Последние сочин.", т. II, СПб, 1905; Соловьев Е. А., Наша литература, "Журн. для всех", 1902, II ("Смерть богов", "Воскресшие боги"), 1902, X [Мережковский о Толстом (подпись: Mиpский)]; Шулятиков В., Критические этюды, "Курьер", 1903, № 273; Коробка Н. И., Мережковский о Толстом и Достоевском, в кн. "Очерки литературных настроений", СПб, 1903; Богданович А., Годы перелома, СПб, 1908, стр. 429-435; Неведомский М., О "навьих" чарах и "навьих" тропах, "Современный мир", 1908, II; Его же, В защиту художества, там же, 1908, III; Покровский M. H., Религия и революция, сб. "О веяниях времени", СПб, 1908 (По поводу сб. Мережковского "Не мир, но меч"); Чуковский К., От Чехова до наших дней, изд. 3-е, СПб, 1908; (изд. 1-е, СПб, 1908); Шулятиков В., Неаристократическая аристократия, Сб. "Литературный распад", СПб, 1909, кн. II, стр. 231-251; Базаров В. А., Богоискательство и богостроительство, Сб. "Вершины", СПб, 1909; Неведомский М., Модернистское похмелье, Сб. "Вершины", СПб, 1909; Базаров В. А., Христиане Третьего Завета и строители Башни Вавилонской, "На два фронта", СПб, 1910, и в сб. "Литературный распад", кн. II, СПб, 1909; Плеханов Г. В., О так называемых религиозных исканиях, в сб. "От обороны к нападению", М., 1910 (Собр. сочин., т. XVII); Шулятиков В., Этапы новейшей лирики, в сб. "Из истории новейшей русской литературы", М., 1910. Иванов-Разумник, Мертвое царство, в кн. "Творчество и критика", СПб, 1911; Кранихфельд В. П., Литературные отклики. Легенда о кольце Пушкина, "Современный мир", 1911, I; Брюсов В. Я., Далекие и близкие, М., 1912; Брандес Г., Собр сочин., изд. "Просвещение", т. XIX, СПб, 1913. О романе "Александр I": Войтоловский Л., "Киевская мысль", 1913, № 81; Мельгунов С., Защита Мережковским Александра I, "Голос минувшего", 1913, IV; Корнилов А., Исторический роман д. Мережковского, "Современник", 1913, II; Садовский Б., Оклеветанные тени (вошло в его сб. "Ледоход", II., 1916), "Северные записки", 1913, I; Мельгунов С., Роман Мережковского "Александр I", "Голос минувшего", 1914, XII; Троцкий Л. Д., Мережковский, в кн. "Литература и революция", изд. 2-е Гиз, М., 1924 (ср. Сочин., т. XX, Гиз, М., 1926); Долинин А., Д. Мережковский, "Русская литература XX в.", под ред. С. А. Венгерова, т, I, М., 1914; Воронский А. К., Вне жизни и вне времени (Русская зарубежная художественная литература), в кн. "Литературные записки", М., 1926; Горбов Д. А., Мертвая красота и живучее безобразие, "Красная новь", 1926, VII (о "Мессии"); Коган П. С., Очерки по истории новейшей русской литературы, т. IV, изд. 7-е, Гиз, М., 1929; Евгеньев-Максимов В. и Максимов Д., Из прошлого русской журналистики. Статьи и материалы, Л., 1930 (см. здесь ст. ст. Д. Максимова: "Журналы раннего символизма", "Новый путь").

III. Ларин О. Я., Хронология, указатель произведений и литературы о произведениях Мережковского, при т. XXIV Полного собр. сочин., СПб, 1915; Фомин А. Г., Библиография новейшей русской литературы, "Русская литература XX в.", под ред. С. А. Венгерова, т. II, вып. V, М., 1915; Mезьер А. В., Русская словесность с XI по XIX ст. включительно, ч. 2, СПб, 1902; Владиславлев И. В., Русские писатели, изд. 4-е, Гиз, Л., 1924; Его же, Литература великого десятилетия (1917-1927), том I, Гиз, Москва, 1928; Мандельштам Р. С., Художественная литература в оценке русской марксистской критики, ред. Н. К. Пиксанова, издание 4-е, Гиз, Москва, 1928.

В. Жданов.

{Лит. энц.}

Мережковский, Дмитрий Сергеевич

Писатель, поэт, философ, переводчик. Род. в Петербурге, отец из укр. дворянского рода. В 1888 закончил ист.-филол. ф-т Петерб. ун-та. В 90-е гг. М. сближается с редакцией ж. "Северный В.", вокруг к-рого формировалась группа символистов; М. становится одним из теоретиков рус. символизма. Путешествуя вместе с женой З.Н.Гиппиус по Италии и Греции, собирал материалы для трилогии "Христос и Антихрист", над к-рой работал 12 лет (1893-1905). В 1900-1902 печатал в "Мире искусства" одну из крупнейших своих работ "Толстой и Достоевский" (отд. изд. - СПб., 1901-1902). М. - один из организаторов (1901) Религ.-филос. об-ва, ставившего целью объединить интеллигенцию и церковь; полит. направленность собр. этого об-ва оказалась неугодной правительству, и они были запрещены в 1903 (после революции 1905 возобновились). Подготовил трилогию "Царство зла", посвященную судьбам России. В 1906-1914 М. и Гиппиус живут в Париже, иногда приезжая в Россию. Октябрьскую революцию принял резко враждебно. В конце декабря 1919 через Минск и Гомель нелегально эмигрировал с женой в Варшаву. В октябре 1920 переехал в Висбаден, с ноября 1920 жил в Париже. Умер в Париже. Написал значительное число произведений - художеств., критических и полит. Во всех произведениях неизменно касался мировоззренч. проблем, выражал свои филос. взгляды. На его миропонимание большое влияние оказали Ф.М.Достоевский и Вл.Соловьев. М. развивал концепцию "нового искусства", осн. элементами к-рой считал "мистическое содержание" и "символы". Во всякой эволюции он усматривал 3 момента: нерасчлененное интегральное единство противоположных начал, их дифференциацию и "совершенную интеграцию". В мире, считал он, имеются две бесконечности, верхняя и нижняя, дух и плоть, к-рые мистически тождественны. Окончательное единение двух бесконечностей приведет к истинной реализации христ. свободы.

Творч. М., от ранних критических статей до романов, писавшихся уже в эмиграции, пронизано двумя переплетающимися мотивами - поисками новой религиозности и рассмотрением логики ист., культурного процесса. Уже в первом сб. статей "О причинах упадка и новых течениях современной русской литературы" (1893) М. видит истоки кризисных процессов культуры в релит, индифферентности, апатии творч. интеллигенции. Спасение - в отречении от "мертвенного реализма и атеизма", в ориентации на религию и духовность. Истинная религиозность сохранилась лишь в народе и значит, считает М., возврат к религии означает и преодоление пропасти между интеллигенцией и народом. Нар. же религиозность не свободна от элементов двоеверия, в ней уживаются и христианство, и языческие верования. Этот факт во многом определил интерес М. к историософской концепции в трилогии "Христос и Антихрист" (1896-1906). Вся история представляется М. борьбой двух начал - Христа и Антихриста, двух систем нравств. ценностей. Антихрист., языческие по сути, силы воплощают для М. земное начало, красоту и правду плоти, радость и упоение жизнью. Христианство же, выдвинув более высокие нравств. идеалы, тем не менее, несовместимо, по мысли М., с радостями земного существования. Проповедь аскетизма, угрозы Страшного суда, учение о греховности человека способствуют представлению о земном бытии как опасном искушении, к-рому нельзя поддаться. М. пытается синтезировать язычество и христианство в "религии третьего Завета": "...Христианство - правда о небе, язычество - правда о земле, и в будущем соединении этих двух правд - полнота религиозной истины". В конечном счете, это идея преодоления противоположности между плотью и духом, об-вом и церковью, народом и интеллигенцией в "новом релит, сознании". Переход к такому сознанию возможен лишь в результате "революции духа". Полит. и соц. перевороты для М., являются лишь предвестниками грядущей религ. революции, в результате к-рой должна возникнуть христ. безгос. общественность. Филос. мышлению М. присуща антиномичность, поиски триадичности в развитии разл. явлений. Напр., логику ист.-филос. процесса М. представляет как смену фаз "догматического идеализма" (тезис), "догматического материализма" (антитезис), "мистического материализма" (синтез). В гносеологии М. - умеренный агностик, приверженец теории символизма (символ как условное выражение трансцендентного содержания). Автор ряда интересных работ по филос. литературы.

О.Д.Волкогонова

Соч.: Христос и Антихрист (Ч.1 - 1896. Ч.2 - 1902. Ч.3 - 1905 ); Л.Толстой и Достоевский. СПб. , 1905 ; Грядущий хам. Чехов и Горький. СПб. , 1906 ; Не мир , но меч. К будущей критике христианства. Статьи. СПб. , 1908 ; Больная Россия. СПб. , 1910 ; Полн. собр. соч. В 17 т. СПб. , 1911-1913 ; Зачем воскрес? (Религиозная личность и общественность ). Пг. , 1916 ; Тайна трех. Египет и Вавилон. [Прага ], 1925 ; Тайна Запада. Атлантида и Европа. Белград , [1930 ]; Иисус неизвестный. Белград , 1932. (перевод на англ. яз. - 1934 ); Полн. собр. соч. Т.1-24. М. , 1914-1915 ; Павел. Августин. Берлин , 1936 ; Св. Франциск Ассизский. Берлин , 1938 ; Жанна д"Арк и Третье Царство Духа. Берлин , 1938 ; Избранные статьи. Мюнхен , 1972 ; Собр. соч. в 4 т. М. , 1990 ; Толстой и Достоевский. Вечные спутники. М. , 1995 ; Иисус Неизвестный. В 2 т. М. , 1996.

Мережко вский, Дмитрий Сергеевич

Род. 1866, ум. 1941. Писатель, религиозный философ. Автор романов, стихов, философских и публицистических работ. Произведения: "О причинах упадка и новых течениях современной русской литературы" (1893), "Христос и Антихрист" (трилогия, 1895-1905: романы "Юлиан Отступник", "Леонардо да Винчи", "Петр и Алексей"), "Александр I" (роман), "Л. Толстой и Достоевский" (1901-02), "Грядущий хам" (1906), "Лица святых. От Иисуса к нам" (1936-38), "Данте" (1939) и др. В 1920 г. эмигрировал. Муж З. Гиппиус (см.), брат К. С. Мережковского (см.).

Мережковский Дмитрий Сергеевич биография прозаика, поэта, драматурга, религиозного философа и критика изложена в этой статье.

Мережковский Дмитрий Сергеевич краткая биография

Дмитрий Сергеевич Мережковский появился на свет в Санкт-Петербурге в 1866 году в семье мелкого дворцового чиновника.

Обучаясь в гимназии, в возрасте 15 лет он делает первые творческие шаги. Однажды со своим отцом он пришел в гости к , который выслушал стихи юноши, раскритиковал их.

Как поэт Мережковский заявляет впервые о себе в 1888 году – тогда вышел его первый сборник под названием «Стихотворения».

С 1884 года обучается сразу в двух университетах на историко-филологических отделениях — В Московском и Петербургском. В это время Дмитрий увлекается позитивистской философией и сближается с сотрудниками «Северного вестника» — , Успенским, . Но данной увлечение было коротким – познакомившись с идеями и поэзией В. Соловьева, Мережковский переходит к философии символизма.

В 1889 году он женится на Зинаиде Гиппиус, в которой он прожил счастливо 52 года. С 1880-х и в 1890-е годы супружеская пара путешествовала по Европе. Мережковский занимался переводом античных трагедий с латыни и греческого языка, также выступал как критик. В 1896 году выходит его новый сборник «Новые стихотворения».

С 1899 года у Дмитрия Сергеевича начинается время смены мировоззрения. Он увлекся вопросом христианства и соборной церкви, смысла и значения Евангелия.

Продолжая писать, Мережковский уделил время исторической прозе, создав трилогию «Христос и антихрист», в центре которой борьба принципов, языческого и христианского. Первое произведение трилогии — «Смерть богов. Юлиан Отступник» издано в 1896 году. В 1901 году вышла с печати ее вторая часть - «Воскресшие боги. Леонардо да Винчи». Завершающая часть - «Антихрист. Петр и Алексей» - была напечатана в 1905 году. В 1909 году Дмитрий Сергеевич издает четвертую книгу стихотворений «Собрание стихов».

В марте 1906 года семья Мережковских уехали в Париж, где и прожили до середины 1908 года. В соавторстве со своей женой написал книгу под названием «Le Tsar et la Revolution» и начал работу над «Царством Зверя», посвященной русской истории.

Стоит отметить, что проза Мережковского была популярна в Европе. Но в России подвергалась жесткой цензуре, из-за высказываний писателя на счет официальной церкви и самодержавия.

После Октябрьской революции, спустя 2 года Мережковские переезжают жить в Варшаву, где занимаются политической деятельностью. Но как только Польша подписала мирный договор с Россией, они выехали в Париж. Там семья Мережковских в 1927 году организовала религиозно-философское и литературное общество под названием «Зеленая лампа».

В 1931 году Мережковского было выдвинуто на получение Нобелевской премии, но досталась она . Умер Мережковский Дмитрий Сергеевич в 1941 году, 9 декабря в Париже.

Дмитрий Сергеевич Мережковский. Родился 2 августа 1866, Санкт-Петербург - умер 9 декабря 1941, Париж. Русский писатель, поэт, литературный критик, переводчик, историк, религиозный философ, общественный деятель.

Дмитрий Сергеевич Мережковский родился в дворянской семье нетитулованного рода Мережковских.

Отец, Сергей Иванович Мережковский (1823-1908), служил у оренбургского губернатора Талызина, потом у обер-гофмаршала графа Шувалова, наконец, на момент рождения сына, - в Дворцовой конторе при Александре II в должности столоначальника с чином действительного статского советника, вышел в отставку в 1881 году в чине тайного советника.

Мать писателя - Варвара Васильевна Мережковская, урождённая Чеснокова, дочь управляющего канцелярией петербургского обер-полицмейстера (известно, что в числе её предков были князья Курбские).

Прадед, Фёдор Мережки служил войсковым старшиной в Глухове. Дед, Иван Фёдорович, в последних годах XVIII века, в царствование императора Павла I, приехал в Петербург и в качестве дворянина поступил младшим чином в Измайловский полк. Из Петербурга Иван Фёдорович был переведен в Москву и принимал участие в войне 1812 года.

В семье Мережковских было шестеро сыновей и три дочери. Дмитрий, младший из сыновей, поддерживал тесные отношения лишь с Константином, впоследствии известным биологом.

Обстановка в доме Мережковских была простая, стол «не изобиловал», в доме царил режим бережливости: отец таким образом заранее отучал детей от распространённых пороков - мотовства и стремления к роскоши. Уезжая в служебные поездки, родители оставляли детей на попечении старой немки-экономки Амалии Христьяновны и старой няни, которая рассказывала русские сказки и жития святых: впоследствии высказывались предположения, что именно она была причиной экзальтированной религиозности, в раннем детстве проявившейся в характере будущего писателя.

Чувство семьи у Д. С. Мережковского было связано лишь с матерью, оказавшей заметное влияние на его духовное становление. В остальном он с детства сроднился «с чувством одиночества, которое находило сокровенную отраду в поэзии уединения среди болотистых рощ и прудов наводнённого тенями прошлого елагинского парка».

В 1876 году Д. С. Мережковский начал обучение в Третьей классической гимназии Петербурга.

Мережковский-старший, интересовавшийся религией и литературой, первым оценил поэтические упражнения сына.

В 1880 году отец, воспользовавшись знакомством с графиней С. А. Толстой, вдовой поэта А. К. Толстого, привёл сына к в дом на Кузнечном переулке. Юный Мережковский (как сам вспоминал позже в «Автобиографической заметке») читал, «краснея, бледнея и заикаясь», Достоевский слушал «с нетерпеливою досадою» и затем произнёс: «Слабо... слабо... никуда не годится... чтобы хорошо писать, страдать надо, страдать».

В 1880 году в журнале «Живописное обозрение» под редакцией А. К. Шеллера-Михайлова состоялся литературный дебют Мережковского: здесь были опубликованы стихотворения «Тучка» (№ 40) и «Осенняя мелодия» (№ 42). Год спустя стихотворение «Нарцисс» вошло в благотворительный литературный сборник в пользу неимущих студентов под названием «Отклик», вышедший под редакцией П. Ф. Якубовича (Мельшина).

Осенью 1882 года Мережковский побывал на первых выступлениях С. Я. Надсона, тогда - юнкера Павловского военного училища, и под впечатлением от услышанного, написал ему письмо. Так произошло знакомство двух начинающих поэтов, переросшее в крепкую дружбу, скрепленную глубокими, почти родственными чувствами. Обоих, как отмечали позже исследователи, связывала некая личная тайна, имевшая отношение к страху перед страданиями и смертью, стремлению к «обретению действенной веры, способной этот страх преодолеть».

Две смерти - Надсона в 1887 году, и матери два года спустя - явились сильнейшим ударом для Мережковского: он потерял двух самых для себя близких людей.

В 1883 году два стихотворения Мережковского появились в журнале «Отечественные записки» (№ 1): именно они считаются его дебютом в «большой литературе». Одно из первых стихотворений Мережковского «Сакья-Муни» вошло во многие тогдашние сборники чтецов-декламаторов и принесло автору немалую популярность.

В 1888 году Д. С. Мережковский, защитив весной дипломное сочинение о Монтене, окончил университет и решил посвятить себя исключительно литературному труду.

В 1896 году тридцатилетний Мережковский уже фигурировал в «Энциклопедическом словаре» Брокгауза и Ефрона как «известный поэт». Впоследствии многие его стихотворения были положены на музыку А. Т. Гречаниновым, С. В. Рахманиновым, А. Г. Рубинштейном, П. И. Чайковским и другими композиторами.

Большое влияние на Мережковского оказал Г. И. Успенский: молодой поэт ездил к нему в Чудово, где ночами напролёт вёл беседы о «религиозном смысле жизни», о том как важно «обращаться к народному миросозерцанию, к власти земли». Под влиянием Успенского Мережковский ещё летом 1883 года во время студенческих каникул совершил путешествие по Волге, где познакомился с народным проповедником, близким к «толстовству», Василием Сютаевым, основателем религиозного учения «непротивленчества и нравственного самоусовершенствования». Позже с теми же целями он побывал в Оренбуржье, Уфе, Тверской губернии, некоторое время всерьёз рассматривая возможность «осесть в глубинке» в качестве сельского учителя.

Идеи народничества впоследствии сблизили Мережковского с сектантством. В июне 1902 года он с женой посетил берега озера Светлояр в Нижегородской губернии (берега которого, по преданию, скрывают град Китеж), где близко общался со староверами. «Мережковский наш, он с нами притчами говорил», - делились впечатлениями о своём необычном госте сектанты из глухой костромской деревушки с М. Пришвиным, через несколько лет проехавшим тем же маршрутом.

В 1886 году Мережковский перенёс тяжелую болезнь (о подробностях которой ничего не известно) - это произвело на него сильное впечатление и послужило одной из главных причин «поворота к вере».

В начале мая 1888 года, по окончании университета, Мережковский предпринял путешествие по югу России: сначала в Одессу, оттуда морем - в Сухум, потом по Военно-Грузинской дороге в Боржом, куда прибыл в последних числах месяца. Впоследствии отмечалось, что оно словно бы повторяло паломничество Вл. Соловьёва к пирамидам и воспринималось молодым автором как «духовное странничество, предпринимаемое неофитом для откровения Истины».

В Боржоме Мережковский познакомился с девятнадцатилетней Зинаидой Гиппиус. Оба испытали ощущение полного духовного и интеллектуального единения, уже 8 января 1889 года, в Тифлисе обвенчались, а вскоре переехали в Петербург.

В 1888 Мережковский написал первую поэму «Протопоп Аввакум» . Весной этого года вышла его первая книга «Стихотворения» (1883-1887), принесшая ему первую известность. Между тем, семейные расходы превышали непостоянный литературный заработок начинающего писателя. Роль «главы семьи» в этот момент взяла на себя Гиппиус (открывшая настоящий цех по производству беллетристики для популярных журналов). Кроме того, Мережковский-старший, появляясь в Петербурге наездами, время от времени «подпитывал» скудный бюджет литературной четы.

Постепенно начинающий писатель утратил интерес к поэзии, увлёкшись древнегреческой драматургией. В «Вестнике Европы» вышли его переводы трагедий Эсхила, Софокла и Еврипида. Отдельной книгой был издан прозаический перевод «Дафниса и Хлои» (1896).

В «Северном вестнике» состоялся дебют и Мережковского-критика: статья о начинающем А. П. Чехове - «Старый вопрос по поводу нового таланта».

В начале 1889 года Мережковские уехали из Петербурга и поселились в Крыму, где общались, в частности, с Н. М. Минским. По возвращении в столицу они поселились в новой квартире в доме Мурузи на углу Литейного проспекта и Пантелеймоновской улицы (Литейный, 24).

После того, как в мае 1890 года сменилось руководство «Северным вестником», Мережковский получил приглашение сотрудничать с обновлённым журналом. Почти сразу же здесь была напечатана драма «Сильвио», осенью - перевод Мережковского «Во́рона» Эдгара По.

Весной 1891 года, супруги предприняли свою первую совместную поездку в Европу: через Варшаву и Вену они прибыли в Венецию, где встретили путешествовавших по Италии А. П. Чехова и А. С. Суворина, которые на некоторое время стали их спутниками. Из Венеции все вчетвером направились в Флоренцию и Рим. Там Мережковские получили приглашение А. Н. Плещеева посетить его в Париже, где пробыли весь май. Под впечатлением от этих дней Мережковский написал поэму «Конец века. Очерки современного Парижа», которая была опубликована два года спустя (сборник «Помощь голодающим». Москва, 1892).

По возвращении через Швейцарию в Россию, супруги вернулись на дачу Гиппиус в имении «Глубокое» под Вышним Волочком: здесь писатель вплотную приступил к работе над своим первым романом.

Осенью 1891 года Мережковский перевёл Гёте («Пролог на небе» из «Фауста») для «Русского обозрения» и «Антигону» Софокла для «Вестника Европы» (обе публикации состоялись в следующем году). К весне 1892 года «Юлиан Отступник» был закончен, но из-за неурядиц в редакции «Северного вестника» оказалось, что публиковать этот «модернистский роман» негде. Некоторое время оставалась надежда на то, что А. Волынский всё же напечатает роман, но его грубые редакторские правки привели к разрыву, после чего «Северный вестник» для Мережковского оказался закрыт.

В 1892 году Мережковский читал главы романа на встречах у А. Н. Майкова. В те же дни несколько стихотворений и переводов поэта были опубликованы в «Русском обозрении», «Вестнике Европы», сборниках «Нивы» и «Труде».

В марте 1892 года, в основном на средства, выделенные ему отцом, Мережковский повёз жену на лечение в Ниццу, где в это время жила семья А. Н. Плещеева. Из Швейцарии Мережковские отправились через Италию в Грецию, а затем в Турцию. Из Турции супруги вернулись в Одессу и лето вновь провели в имении «Глубокое». Здесь Мережковский перевёл «Ипполита» Еврипида.

В 1892 году в издательстве А. С. Суворина вышел второй поэтический сборник Д. С. Мережковского с программным для зарождавшегося модернизма названием «Символы. Песни и поэмы». Именно здесь, как отмечалось, был запечатлён перелом в развитии его мировоззрения, обозначился поворот к религиозному миросозерцанию и ощущению «мистической тайны бытия».

В конце октября того же года Мережковский прочёл нашумевшую лекцию «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы» , которая была повторена им дважды в декабре, а год спустя вышла отдельным изданием.

Лекция, наряду со сборником «Символы», считается манифестом символизма и модернистского обновления искусства. Мережковский обозначил здесь три линии нового искусства, утверждая, что только «мистическое содержание», «язык символа» и импрессионизм способны расширить «художественную впечатлительность» современной русской словесности.

Лекция Мережковского произвела фурор, причём либерально-демократический лагерь отнёсся к его теориям как к проявлению «мракобесия», а в петербургских литературных салонах они были встречены презрительно-насмешливо.

Зимой 1893 года Мережковские переехали в Петербург, где стали завсегдатаями Шекспировского кружка (общаясь с С. Андреевским, В. Спасовичем, А. Урусовым, П. Боборыкиным), неоднократно бывали на «пятницах» Я. Полонского и собраниях «Литературного фонда», устраивали вечера и у себя в доме Мурузи.

«Юлиан Отступник» стал первым в трилогии «Христос и Антихрист» и вошёл в историю как первый русский символистский исторический роман. После публикации статус писателя изменился: критики, ругая «ницшеанца Мережковского» (это словосочетание некоторое время оставалось неразрывным), вынуждены были констатировать несомненную значительность этого дебюта.

В апреле 1896 года Мережковские и Волынский совершили давно задуманное совместное путешествие по Италии и Франции по местам Леонардо да Винчи (Флоренция, Форли, Римини и далее - в Амбуаз), чтобы собрать материал для второго романа трилогии. Главным событием 1897 года стало для Мережковского выход книги его статей о литературе и культуре «Вечные спутники».

Наконец, в 1897 году Гиппиус после нескольких ссор с Волынским во время совместного путешествия всех троих по местам Леонардо, порвала с ним отношения. Волынский тут же исключил Мережковского из числа сотрудников «Северного вестника». К концу века Мережковский сблизился с окружением С. П. Дягилева, куда входили художники В. А. Серов, А. Н. Бенуа, Л. С. Бакст, поэт Н. М. Минский, а также издаваемым ими журналом «Мир искусства».

Весной 1899 года Мережковский с женой уехал на курорт Бад-Гомбург неподалеку от Франкфурта. Осень и большую часть следующего года супруги провели в Вене и Риме. К этому времени Мережковского окончательно захватили вопросы религии. Этот радикальный поворот в развитии его мировоззрения в полной мере отразился в новой работе. «Л. Толстой и Достоевский».

Трактат, во многом посвящённый анализу путей становления русской литературы, иллюстрировал и ход эволюции мировоззрения самого Мережковского.

Работа Мережковского появилась в момент обострения конфликта Толстого с русской православной церковью. Мережковский (оговариваясь: «Мое отношение к Толстому, хотя и совершенно цензурное, но не враждебное, а скорее сочувственное»), считал отлучение его от церкви знаком того, что Русская православная церковь «оправляется от паралича» и начинает вновь сознавать себя «мистическим организмом, не терпящим компромиссов догматического характера».

После создания журнала «Новый путь» Мережковские предприняли попытку примирения с и, возможно, рассчитывали на сотрудничество с ним.

В 1904 году Толстой пригласил супругов на встречу в Ясную Поляну. Встреча прошла почти в дружеской атмосфере.

Поздней осенью 1900 года на квартире у Мережковских прошли первые «мистические собрания», целью которых являлось создание «новой церкви», идею которой первой сформулировала Гиппиус.

К своему «религиозному братству» Мережковские пытались привлечь всех «мирискусников», однако всерьёз к этой затее отнёсся только Д. В. Философов: так кружок сократился до треугольника. Постепенно в результате сложных перипетий в личных взаимоотношениях и мировоззренческих коллизиях сложился «тройственный союз» Д. Мережковского, З. Гиппиус и Д. Философова, имевший для его участников символический смысл, связанный с идеями «Третьего Завета» («царства Духа»), которые в те годы разрабатывал Мережковский.

Видел в союзе Мережковский-Гиппиус-Философов отражение их религиозной веры в «тайну трёх», через которую должна была «сложиться новая Святая Троица, новая церковь Святого Духа, в которой раскроется тайна бытия».

«Троебратство» (как называли организацию её участники) стали совершать дома подобие «малого богослужения» - с вином, цветами, виноградом, импровизированными молитвами. Считалось, что родилась «новая церковь» 29 марта 1901 года: именно тогда, в Великий Четверг, чета Мережковских и Философов провели совместную молитву по специальному ритуалу.

Новость о «доморощенной церкви» многих ввергла в недоумение, в частности, «взбесила Бердяева, и он окончательно вошёл в православие».

Откликаясь на знаменательную дату - 50 лет со дня смерти Н. В. Гоголя, - Мережковский написал исследование «Судьба Гоголя» и выступил с «гоголевскими» лекциями в Москве и Петербурге. Один из докладов, «Гоголь и о. Матвей», вызвал широкое обсуждение, в частности, в резиденции петербургского митрополита Антония в Александро-Невской лавре, который с одобрением отозвался о «просветительской» миссии Мережковского среди отечественной интеллигенции.

Проблемы, связанные с поисками возможностей публикаций новых работ заставили автора задуматься о создании собственного периодического издания. В марте-апреле 1902 года Мережковские и П. П. Перцов выступили с инициативой создания журнала для объединения «религиозной общественности». С помощью поэта К. К. Случевского и журналиста И. И. Колышко они провели переговоры с министром внутренних дел Д. С. Сипягиным, затем со сменившим его В. К. фон Плеве и с начальником Главного управления по делам печати Н. В. Шаховским.

3 июля 1902 года согласие властей на издание журнала «Новый путь» было получено. Лето Мережковские провели в имении Заклинье, работая над проектом будущего издания, а 14 июля к ним присоединился книгоиздатель М. В. Пирожков, взявший на себя заботы по организации редакции журнала и снявший помещение в доме на Невском проспекте, 88, где находились его издательство и книжная лавка. Этому успеху способствовал и тот факт, что первую половину года 1902 года уже с успехом проходили заседания Религиозно-философских собраний.

Вместе с Философовым, В. В. Розановым, Миролюбовым и В. А. Тернавцевым супруги Мережковские организовали в 1901 году «Религиозно-философские собрания» , целью которых было - создать своего рода трибуну для «свободного обсуждения вопросов церкви и культуры... неохристианства, общественного устройства и совершенствования человеческой природы».

Организаторы Собраний трактовали противопоставление духа и плоти так: «Дух - Церковь, плоть - общество; дух - культура, плоть - народ; дух - религия, плоть - земная жизнь».

Протоколы «Собраний» (наряду с произведениями на религиозные темы) печатались в журнале «Новый путь».

После 22-го заседания Общества, 5 апреля 1903 года специальным распоряжением оно было закрыто. Предполагалось, что одной из причин тому было недовольство церковных кругов поездками Мережковского в места поселения сектантов и староверов и большой популярностью писателя в этой среде.

«Секция» Мережковских продолжала функционировать как своего рода «домашняя церковь», где разрабатывались концепции практического строительства «церкви Святого Духа».

В 1907 году Религиозно-философские собрания были возрождены как Религиозно-философское общество, просуществовавшее до 1916 года. Мережковский, открывший его первое заседание, продолжил развивать здесь идеи, связанные с концепцией «царства Духа», но (в основном усилиями З. Гиппиус и Д. Философова) Общество, как отмечали многие, вскоре превратилось в литературно-публицистический кружок.

Трилогия «Христос и Антихрист» , в которой писатель выразил свою философию истории и свой взгляд на будущее человечества, была начата им в 1890-е годы.

Первый её роман, «Смерть богов. Юлиан Отступник», история жизни римского императора IV века Юлиана, впоследствии назывался критиками в числе сильнейших произведений Д. С. Мережковского.

За ним последовал роман «Воскресшие боги. Леонардо да Винчи» (1901). Критики отметили с одной стороны - историческую достоверность деталей, с другой - тенденциозность.

В 1902 году «Юлиан Отступник» и «Леонардо да Винчи» были изданы отдельными книгами в издательстве М. В. Пирожкова - как первые две части трилогии. Одновременно в Париже роман «Леонардо да Винчи» вышел на французском языке в переводе С. М. Пермского. Вышли отдельными книгами и все переводы греческих трагедий Мережковского и сборник новелл «Любовь сильнее смерти».

В начале 1904 года «Новый путь» (№ 1-5 и № 9-12) начал печатать третий роман трилогии, «Антихрист. Пётр и Алексей» (1904-1905), написанный уже после закрытия Собраний, - богословский и философский роман о Петре I, которого автор «рисует воплощенным антихристом», как отмечалось, во многом - под влиянием соответствующего представления, бытовавшего в раскольнической среде.

К началу 1904 года многочисленные стрессы негативно сказались на состоянии нервной системы Мережковского. По совету врача-психиатра И. П. Мержеевского он в составе «троебратства» отправился на Иматру. Именно в ходе этой поездки Мережковские по пути в Австрию заехали на два дня в Ясную Поляну, к осени они сблизились с Блоком и - последний стал регулярно останавливаться у Мережковских в Петербурге. В январе 1905 года окончательно переехал в дом Мурузи к супругам и Д. Философов.

Отношение писателя к Первой русской революции было во многом предопределено событиями 9 января - после расстрела шествия рабочих Мережковские, Философов и гостивший у них Андрей Белый организовали студенческий «протест» в Александринском театре, после чего пришли на выступление Г. А. Гапона в Вольно-экономическом обществе.

Ареста, которого Мережковский ожидал несколько дней, не последовало.

Ещё более «полевели» его взгляды после поражения России в войне с Японией: в беседе с Гиппиус он заявил, что окончательно уверился в «антихристианской» сущности русского самодержавия.

Свою позицию Мережковский подробно изложил в работе «Грядущий хам», которая в течение 1905 года печаталась в журналах «Полярная звезда» и «Вопросы жизни». Предостерегая общество от «недооценки мощных сил, препятствующих религиозному и социальному освобождению», писатель считал, что интеллигенции, воплощающей «живой дух России», противостоят силы «духовного рабства и хамства, питаемые стихией мещанства, безличности, серединности и пошлости». При этом «хамство» в его терминологии было не социальной характеристикой, но синонимом бездуховности (материализма, позитивизма, мещанства, атеизма и т. д.).

Если религиозного обновления не произойдет, весь мир, и Россию в том числе, ждет «Грядущий хам», - утверждал писатель.

Весной 1906 года Мережковские вместе с Философовым отправились в первую парижскую эмиграцию - «добровольное изгнанье», призванное послужить «переоценке ценностей». Обустроившись в Париже, все трое приступили к осуществлению своей «миссии в Европе», основная цель которой состояла в утверждении «нового религиозного сознания».

В процессе организации журнала «Анархия и Теократия» участники «троебратства» издали коллективный сборник «Le Tsar et la Revolution» («Царь и революция»; он вышел в Париже в 1907 году), в котором Мережковскому принадлежал очерк «Революция и религия».

Рассматривая русскую монархию и церковь на широком историческом фоне, автор приходил здесь к выводу, впоследствии оказавшемуся пророческим: «В настоящее время едва ли возможно представить себе, какую всесокрушающую силу приобретет в глубинах народной стихии революционный смерч. В последнем крушении русской церкви с русским царством не ждет ли гибель Россию, если не вечную душу народа, то смертное тело его - государство» .

Ссылаясь на тесные отношения с Савинковым, Карташевым и особенно (впоследствии) с Керенским, равно как и многими другими представителями русского «политического масонства», некоторые источники утверждают, что Мережковские сами состояли в масонской ложе . Более того, если верить А. Я. Гальперину (входившему в аппарат Временного правительства), Мережковские были даже приняты в «специально созданную для них ложу».

В Париже Мережковские установили связи с журналом «Mercure de France», общались с А. Франсом и Р. Штайнером, лидером французских социалистов (это знакомство устроил прибывший к тому времени в Париж А. Белый), философом Бергсоном, но остались крайне неудовлетворенными вежливой, но безразличной реакцией европейцев на их идеи.

Супруги познакомились с П. А. Кропоткиным и Г. В. Плехановым, продолжая тесно общаться с представителями эсеровского террористического подполья, прежде всего, И. Фондаминским и Б. Савинковым, который искал у Мережковских «религиозного оправдания» политическому террору и получил «интенсивные литературные консультации» в работе над романом «Конь Бледный».

В эти дни сам Мережковский начал вплотную работать над пьесой «Павел I» - первой частью новой трилогии «Царство Зверя» .

К началу следующего 1908 года, несмотря на успех ещё одной своей публичной лекции, «О самодержавии», Мережковский пришёл к выводу о том, что его «европейская миссия» исчерпана.

11 июня 1908 года, поддавшись уговорам прибывшего в Париж Н. Бердяева, который рассказал им о новой ситуации, складывающейся в стране, Мережковские приняли решение вернуться в Россию.

В 1908 году Д. С. Мережковский опубликовал завершённую ещё в Париже драму «Павел I», ставшую первой частью трилогии «Царство Зверя» (первоначально названной «Зверь из Бездны»). Произведение, по мнению цензоров, «оскорблявшее самодержавие», было немедленно конфисковано, его публикация повлекла за собой продолжительное судебное преследование (лишь 18 сентября 1912 года суд оправдал автора и издателя «за отсутствием состава преступления»).

Роман (второй в трилогии) «Александр I» печатался в «Русской мысли» в 1911-1912 годах, отдельным изданием вышел в 1913 году (и был переиздан в Берлине в 1925 году). Заключительная часть трилогии, роман «14 декабря», вышел в 1918 году.

Все три книги были свободны от метафизической догматики, красочной эротики и «смакования жестокостей», в чём некоторые критики упрекали автора за романы первой трилогии. Романы серии «Царство зверя», исследующие природу и суть русской монархии на широком историческом фоне, демонстрировали прочную связь «с гуманистической традицией русской литературы XIX века», которая, как считали многие критики, оказалась в других произведения Мережковского утраченной.

В начале 1909 года у Мережковского возникли проблемы со здоровьем: по совету врачей супруги направились лечиться в Европу. Первоначальный диагноз - органические изменения в сердце - не подтвердился: в Париже (куда супруги прибыли по приглашению Савинкова) кардиолог Вогез не нашёл патологий в сердечной деятельности и рекомендовал писателю лечиться от нервного истощения. Зимой того же года, почувствовав ухудшение состояния, Мережковский направился на юг Франции, где продолжил работу над «Александром I» и сбор материалов для следующего романа «14 декабря».

13 января 1910 года вышла книга Д. С. Мережковского «Больная Россия» , в которую были включены статьи, опубликованные в газете «Речь» в 1908-1909 годах и затрагивавшие важные вопросы, касавшиеся церковной жизни.

В 1910 году саратовский епископ Гермоген (Долганов) выступил с требованием отлучить Д. Мережковского от Русской православной церкви.

1913 год оказался для Мережковского омрачённым конфликтом с недавним другом В. Розановым, который - по поводу «дела Бейлиса» - в газете «Земщина» выступил со статьями о ритуальных жертвоприношениях у евреев. После того, как Розанов публично обвинил Мережковского в попытке «продать родину жидам» и в связях с террористическим подпольем, последний вынес вопрос о его поведении на рассмотрение Религиозно-философского общества.

26 января в Обществе состоялся «Суд над Розановым», большинство участников не поддержало требований Мережковского и Философова об исключении Розанова. Последний вышел из Общества добровольно, но при этом опубликовал в «Новом времени» (25 января) выдержки из писем Мережковского А. С. Суворину, которые доказывали, по его мнению, «двуличие» писателя.

В том же году в издательстве М. О. Вольфа вышло первое (17-томное) собрание сочинений Мережковского. Второе было составлено и выпущено Д. И. Сытиным в 1914 году в 24 томах.

К участию России в войне Мережковский отнёсся крайне отрицательно. Супруги демонстративно отказались участвовать в каких бы то ни было верноподданнических манифестациях и выразили, кроме того, неодобрение в связи с переименованием столицы из Петербурга в Петроград.

В 1916 году состоялись премьеры двух его пьес: «Будет радость» (МХТ) и «Романтики».

Зиму 1917-го супруги провели в Кисловодске, а в конце января 1917 года вернулись в Петроград. В феврале их квартира на Сергиевской стала почти «филиалом» Государственной думы: в период крушения монархии к ним, в перерывах между заседаниями, заходили знакомые «думцы» и они, как вспоминала Гиппиус, весь 1917 год «следили за событиями по минутам».

Мережковские приветствовали Февральскую революцию 1917 года: они полагали, что только «честная революция» может покончить с войной, а «установление демократии даст возможность расцвета идей свободы (в том числе и религиозной) перед лицом закона».

Не входя ни в одну из политических партий, Мережковский имел контакты со всеми, за исключением социал-демократической. Временное правительство он воспринимал как «вполне близкое». 14 марта к супругам на квартиру пришёл А. Ф. Керенский - уже глава Временного правительства - с тем, чтобы попросить Мережковского написать популярную брошюру о декабристах для распространения в войсках. Однако вторая аудиенция у Керенского, также в марте, произвела на писателя удручающее впечатление: в те дни он, погрузившись в депрессию, предсказал и скорое падение Временного правительства и диктатуру В. И. Ленина.

Октябрьские события вызвали яростный протест Мережковского. Он истолковал происшедшее как разгул «хамства», воцарение «народа-Зверя», смертельно опасного для всей мировой цивилизации, торжество «надмирного зла». Мережковский и Гиппиус первым делом занялись хлопотами по освобождению министров, заключённых в Петропавловскую крепость. В конце этого года писатель выступал с антибольшевистскими лекциями и статьями, одна из них, «1825-1917» (14 декабря, газета «Вечерний звон») анализировала ведущую роль интеллигенции в русском революционном движении. Между тем, «Павел I» сразу же после революции был реабилитирован, пьеса прошла во многих театрах страны.

В январе 1918 года квартира Мережковских на Сергиевской стала местом конспиративных заседаний эсеровской фракции.

В 1919 году Мережковский вынужден был начать сотрудничество с горьковским издательством «Всемирная литература», где стал получать паёк и заработок. Для «Секции исторических картин» он переделал романы «Юлиан Отступник» и «Пётр и Алексей» в пьесы.

Спасаясь от голода, супруги распродавали всё, что могли, включая одежду и посуду. Описывая расстрелы «интеллигенции, дворянства и духовенства», Мережковский замечал в «Записной книжке»: «А в Европе гадают, возможна или невозможна постепенная эволюция от человеческой мясорубки к свободе, равенству и братству». Характеризуя вождей революции, Мережковский писал: «Среди русских коммунистов - не только злодеи, но и добрые, честные, чистые люди, почти "святые". Они-то-самые страшные. Больше, чем от злодеев, пахнет от них китайским мясом» .

Когда Юденич подходил к Петрограду, Мережковские ещё надеялись на свержение власти большевиков, но узнав о поражении Колчака и Деникина, решили бежать из России.

В декабре 1919 года, комментируя предложение произнести речь в день годовщины восстания декабристов на торжественном празднике, устроенном в Белом зале Зимнего дворца, Мережковский писал в дневнике: «Я должен был прославлять мучеников русской свободы пред лицом свободоубийц. Если бы те пять повешенных воскресли, их повесили бы снова при Ленине, так же, как при Николае Первом». Он покинул Петроград как раз в день этого ожидавшегося от него выступления.

Сначала писатель подал заявление в Петроградский совет с просьбой разрешить «по болезни» выехать за границу, на что получил категорический отказ. Наконец, получив мандат на чтение лекций красноармейцам по истории и мифологии древнего Египта, в ночь 24 декабря 1919 года чета Мережковских, Д. В. Философов и секретарь Гиппиус, студент филологического факультета Петербургского университета В. А. Злобин, тайком покинули Петроград.

Через Бобруйск все четверо выехали в Минск, где своим появлением привлекли внимание польской шляхты и русских эмигрантов. Мережковские прочли несколько лекций и опубликовали антибольшевистские статьи в газете «Минский курьер». В начале февраля 1920 года они выехали в Вильно, где провели в Городском зале две лекции.

Из Вильно Мережковские выехали в Варшаву. Здесь, получив от издателя Бонье крупный аванс, писатель приступил к работе над книгой о России и большевиках, погрузившись одновременно в антикоммунистическую деятельность Русского комитета в Польше, стране, как он полагал, «потенциальной всеобщности». В июле он приступил к редактированию газеты «Свобода», в которой активное участие приняла и З. Н. Гиппиус, ставшая редактором литературного отдела. Одну из статей здесь под названием «Смысл войны» Мережковский подписал псевдонимом «Юлиан Отступник».

Летом Б. Савинков, прибывший в Польшу для переговоров с Ю. Пилсудским, привлёк Мережковских и Философова к работе в Русском эвакуационном комитете, который фактически являлся военно-мобилизационной структурой для формирования белогвардейских частей.

25 июня 1920 года Мережковский встретился в Бельведере с главой Польши Пилсудским. От имени Комитета он опубликовал «Воззвание к русской эмиграции и русским людям», в котором призвал не сражаться с воюющей польской армией, более того, присоединяться к ней.

Поняв, что их «миссия» (состоявшаяся прежде всего в попытке убедить польское правительство отказаться от перемирия с большевиками) провалилась, Мережковские и Злобин 20 октября 1920 года выехали из страны. В. Философов остался в Варшаве с Савинковым, возглавив отдел пропаганды в Русском политическом комитете в Польше.

После недолгой остановки в Висбадене, Мережковские прибыли в Париж, где расположились в долгие годы пустовавшей квартире. Здесь в конце 1920 года Мережковский создал антикоммунистический «Религиозный союз» (впоследствии - «Союз непримиримых»), а 16 декабря выступил в Зале научных обществ с лекцией «Большевизм, Европа и Россия», в которой разоблачил «тройную ложь» большевиков, говоря, что лозунги «мир, хлеб и свобода» на самом деле означают «война, голод и рабство». Согласно Мережковскому, в России «настало царство Антихриста», он «предпочел бы, чтобы Россия не существовала вовсе», если бы знал, что «Россия и свобода - несовместимы».

Мережковский считал, что русский народ - самый «последний, крайний, предельный и... по всей вероятности, объединяющий все остальные культуры, преимущественно синтетический народ», близкий к пределам всемирной истории. Запад виделся Мережковскому захлестнутым волной «удушающего мертвого позитивизма», Восток – воплощением позитивизма. Россия и русские люди «нового религиозного сознания» должны были, по его замыслу, стать искрой, которая вызовет взрыв, коренное изменение в мировой культуре и цивилизации.

При этом Мережковские были свободны от проповеди национального превосходства и изоляционизма. Они были убеждены, что «последний христианский идеал Богочеловечества достижим только через идеал всечеловечества, то есть идеал вселенского, все народы объединяющего просвещения, вселенской культуры».

В Париже Мережковские начали сотрудничать с журналом «Современные записки», газетами «Последние новости» (П. Н. Милюков) и «Возрождение» (П. Б. Струве), но взаимопонимания с этими редакциями у них не возникло. Мережковские не вошли ни в один эмигрантский кружок: их взгляды не находили отклика ни у правых, ни у левых.

Активно агитировавший за интервенцию в Россию Мережковский был представлен премьер-министру Э. Эррио, написал открытые письма Ф. Нансену и Г. Гауптману, а позже - папе Пию XI, выразив протест против общения представителей Ватикана с «гонителями христиан» (на что получил резкую отповедь от аббата Ш. Кене).

Практически единственным безоговорочным союзником Мережковского в эти годы был : по многим вопросам с ним они выступали единым фронтом, в частности, призывая ПЕН-клуб прекратить контакты с советскими писателями. Бунин и Мережковский провели переговоры с французскими политиками, лоббировавшими интересы эмиграции и добились выделения пособий русским писателям-эмигрантам.

В январе 1921 года в Париже прошло совещание членов Учредительного собрания в эмиграции, к «примирительным» заявлениям последнего Мережковский отнёсся враждебно. Лекции и статьи, опубликованные им в газете В. Л. Бурцева «Общее дело», вошли в коллективный сборник «Царство Антихриста» (Мюнхен, 1921), программное выступление четырёх авторов (Мережковский, Гиппиус, Философов, Злобин), полное впечатлений от жестокостей жизни в большевистском Петрограде.

В эти дни Мережковские близко сошлись с бывшим революционером-народником Н. В. Чайковским, в издательстве которого («Русская земля») был переиздан роман «14 декабря».

В 1921 году в Висбадене Мережковский вернулся к работе над материалами по Древнему миру, в частности, - книгой «Тайна Трёх. Египет и Вавилон». Эти были отмечены для него активным общением с приезжавшими сюда И. А. Буниным и В. Н. Муромцевой-Буниной, а также с И. В. Гессеном и бывшим министром А. В. Кривошеиным.

Писатель выступил в прессе против помощи голодающим в РСФСР (аргументируя свою позицию тем, что деньги до голодающего Поволжья не дойдут), полемизировал с газетой «Накануне» и А. Н. Толстым, ратовавшими за возвращение эмигрантов на родину и примирение их с большевиками.

В январе 1923 года (в качестве ответа на анкету швейцарского ежемесячника «La Revue de Geneve») Мережковский опубликовал в журнале статью «Будущее Европы», в которой предрёк континенту скорый переход к антропофагии.

В июле он отправил письмо секретарю ПЕН-клуба Нискотту с требованием прекратить контакты клуба с советскими писателями и Горьким.

Мережковский и Гиппиус стали инициаторами создания, а затем и активными участниками литературно-философского общества «Зелёная лампа» (1927-1939).

В сентябре 1928 года Мережковские приняли участие в Первом съезде русских писателей-эмигрантов, организованном в Белграде королём Югославии Александром I Карагеоргиевичем. Тогда же сербский монарх наградил писателя орденом Святого Саввы первой степени за заслуги перед культурой. Мережковский и Гиппиус выступили с публичными лекциями, организованными Югославской академией, после чего при Сербской академии наук стала издаваться «Русская библиотека», в которую вошли произведения Бунина, Мережковского, Гиппиус, Куприна, Ремизова, Шмелева, Бальмонта, Северянина.

В 1932 начались задержки с выплатами пособий русским писателям-эмигрантам от Чехии, Сербии и Франции. Материальное положение Мережковских ухудшилось («Мы обнищали до полной невозможности», - писала Гиппиус Амфитеатрову).

В мае 1932 года Мережковский с женой отправились во Флоренцию по приглашению общества «Alta Cultura» и клуба Леонардо да Винчи. Лекции писателя о великом художнике прошли с огромным успехом, высокие оценки они получили в прессе (La Nazione, 17 и 20 мая).

В эмиграции жанровые предпочтения Мережковского вновь радикальным образом изменились. Художественная литература из его творчества оказалась вытеснена произведениями в жанре религиозно-философского трактата и биографическими эссе («Наполеон», 1929; «Данте», 1939).

Среди религиозно-философских сочинений, написанных Мережковским в годы эмиграции, исследователи выделяют «Павел. Августин» (Берлин, 1936), «Св. Франциск Ассизский» (Берлин, 1938) и «Жанна д’Арк и Третье Царство Духа» (Берлин, 1938), вышедшие под общим заголовком «Лица святых от Иисуса к нам».

Посмертно на французском языке была издана трилогия Мережковского «Реформаторы», в которую вошли книги о Лютере, Кальвине и Паскале (1941-1942; русское издание - Нью-Йорк, 1991).

Перед самой смертью Мережковский завершил свою последнюю трилогию об «испанских тайнах»: «Испанские мистики. Св. Тереза Иисуса» («Возрождение», 1959. № 92 и 93), «Св. Иоанн Креста» («Новый журнал», 1961, № 64, 65 и 1962. № 69), «Маленькая Тереза» (отдельное издание в США, 1984).

В эмиграции Мережковский продолжал полагать, что «русский вопрос - это всемирный вопрос и спасение России от большевизма - основная задача и смысл западной цивилизации» .

Текст «радиообращения» Мережковского долгое время ассоциировался со статьей «Большевизм и человечество» , которая была опубликована в 1944 году в «Парижском вестнике», издававшемся оккупационным Управлением делами эмиграции в России.

Между тем, согласно Ю. В. Зобнину, убеждённому в том, что Мережковский никогда не произносил своей прогитлеровской речи, статья представляла собой изготовленную в пропагандистском ведомстве фашистской Италии компиляцию из фрагментов искаженного текста неопубликованного эссе Мережковского «Тайна русской революции» (о «Бесах» Ф. М. Достоевского), куда были добавлены инородные фрагменты.

В 1942 году, как утверждает автор версии, пропагандистское ведомство Муссолини, с тем, чтобы поднять боевой дух своих войск, направленных на Восточный фронт, изготовило пропагандистский текст, вырезав из работы Мережковского всё касавшееся романа Достоевского и добавив - «актуальные пассажи о священной миссии Германии». Под заголовком: «Большевики, Европа и Россия. - Большевизм и человечество» - этот текст увидел свет в 1942 году.

Фальшивка, по мнению Ю. Зобнина, так или иначе была озвучена по итальянскому радиовещанию, после чего в 1943 году итальянский перевод сфабрикованного текста попал в Париж уже в качестве «неизвестной статьи Мережковского». Текст заново перевели на русский язык и опубликовали, не зная, что запасной вариант эссе о романе Достоевского хранится у Л. М. Лифаря.

В июне 1936 года Мережковский получил стипендию от правительства Муссолини для работы над книгой о Данте, более того, итальянский диктатор нашёл время, чтобы несколько раз встретиться с писателем и поговорить с ним о политике, искусстве и литературе.

В ходе личных встреч с дуче Мережковский убеждал того в необходимости начать «священную войну» с Советской Россией. В одном из писем, адресованных Муссолини, Мережковский писал: «Лучшее из всех свидетельств о Данте, самое правдивое и самое живое - это Вы. Дабы понять Данте, надо им жить, но это возможно только с Вами, в Вас... Ваши души изначально и бесконечно родственны, они предназначены друг для друга самой вечностью. Муссолини в созерцании - это Данте. Данте в действии - это Муссолини».

В феврале 1937 года в «Иллюстрированной России» (№ 8) появилась статья Мережковского «Встречи с Муссолини» , именно она впоследствии цитировалась в качестве неопровержимого доказательства «коллаборационизма» Мережковского.

В мае 1937 года, завершив «Данте», Мережковский вернулся в Рим и, сняв виллу «Флора» неподалеку от летнего дворца Папы, встретился с итальянским министром иностранных дел Видау. Однако уже в октябре, вернувшись в Париж, он говорил о том, что разочарован Муссолини, называя его «политиком-материалистом» и «пошляком».

Некоторое время писатель безуспешно пытался связаться с Франко, диктатором Испании - страны, которая стала казаться ему возможным убежищем от «коммунистической экспансии» в Европу.

При этом Мережковский осознавал опасность фашизма. Ещё в 1930 году он писал в одной из своих книг о Европе: «В нижнем этаже - пороховой погреб фашизма; в верхнем - советская лаборатория взрывчатых веществ, а в среднем - Европа, в муках родов: мир хочет родить, а рождает войну».

Но возможная победа Гитлера в войне пугала Мережковского меньше, чем порабощение Европы большевиками. В отношении к фюреру впервые взгляды Гиппиус и Мережковского разошлись. Если для Гиппиус Гитлер всегда был «идиотом с мышь под носом» (об этом вспоминали Л. Энгельгардт и Н. Берберова), то Мережковский считал его удачным «орудием» в борьбе против «царства Антихриста», каковым считал большевизм.

Осенью 1938 года, когда гитлеровская Германия аннексировала Австрию и захватила Судеты, а потом и Чехословакию, Мережковский и Гиппиус выступили с категорическим осуждением «Мюнхенского сговора».

В июле 1939 года в гитлеровской Германии было запрещено издание «Жанны д’Арк». В Брюсселе, в издательстве «Петрополис», на русском языке вышел «Данте» - без посвящения и каких бы то ни было упоминаний Муссолини во вступительной статье. «Пакт о ненападении», заключённый 23 августа СССР и Германией, Мережковские сочли политическим абсурдом; Гиппиус назвала его «пожаром в сумасшедшем доме».

1 сентября 1939 года начало Второй мировой войны супруги встретили в Париже. Незадолго до этого Мережковский передал Л. М. Лифарю рукопись эссе «Тайна русской революции». Летом американская киностудия Paramount и французская Association des Auteurs de Films приняли к постановке сценарий Мережковского «Жизнь Данте», но из-за начала войны съемки не состоялись. 9 сентября, опасаясь бомбардировок, Мережковские, вместе с десятками тысяч парижан выехали из Парижа и поселились в Биаррице на юге Франции. Проведя здесь три месяца (в обществе Г. В. Иванова и И. В. Одоевцевой, французских и английских военных), они вернулись в столицу, где провели зиму и весну 1940 года.

В начале июня начались бомбардировки Парижа, супруги вновь «эвакуировались» в Биарриц, но 27 июня сюда вошли гитлеровцы, и осенью Мережковские вернулись в столицу, где некоторое время вынуждены были ночевать у знакомых и жить в приюте для беженцев.

14 августа 1940 года в Биаррице прошло чествование Мережковского по случаю его 75-летия под председательством Клода Фаррера, в комитет по организации которого входили П. Н. Милюков, И. А. Бунин, В. А. Маклаков и М. А. Алданов. Торжество принесло юбиляру и 7 тысяч франков: это позволило супругам снять виллу «El Recret». Здесь писатель успел завершить «Святого Иоанна Креста» и сразу же начал работать над «Святой Терезой Авильской» и «Маленькой Терезой».

Летом 1941 года, вскоре после нападения Германии на СССР, В. Злобин и его немецкая знакомая без ведома Гиппиус (предположительно, чтобы облегчить тяжелое материальное положение супругов) привели писателя на немецкое радио. Мережковский перед микрофоном произнес речь «Большевизм и человечество», в которой говорил о «подвиге, взятом на себя Германией в Святом Крестовом походе против большевизма» . Писатель сравнил фюрера с Жанной д’Арк, призванной спасти мир от власти дьявола.

З. Гиппиус, «узнав об этом радиовыступлении, была не только расстроена, но даже напугана», - первой её реакцией стали слова: «Это конец». Она не ошиблась. Их подвергли остракизму, «сотрудничества» с Гитлером (заключавшегося лишь в одной этой радиоречи) Мережковскому не простили.

Заклейменный русской эмиграцией за германофильство, писатель оказался в общественной изоляции. Вести о зверствах гитлеровских войск в России заставили Мережковского усомниться в своем выборе; незадолго до смерти он, по свидетельству близкого к кругу З. Гиппиус поэта В. А. Мамченко, осуждал Гитлера.

Последние месяцы жизни Мережковский непрерывно работал: прочёл публичные лекции о Леонардо да Винчи и Паскале, пытался прочесть доклад о Наполеоне, но он был запрещён оккупационными властями. К июню 1941 года у Мережковских кончились деньги: выселенные из виллы за неуплату, они сняли на лето меблированные комнаты. В сентябре, одолжив деньги у знакомых, супруги вернулись в парижскую квартиру. Истощённый физически и морально, Мережковский до последних дней пытался работать над «Маленькой Терезой», но она так и осталась неоконченной.

Мережковский скоропостижно скончался 7 декабря 1941 года от кровоизлияния в мозг. 10 декабря состоялись отпевание в православном храме Святого Александра Невского на улице Дарю и похороны на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. Присутствовало всего лишь несколько человек, а могильный памятник был поставлен на подаяние французских издателей.

Надгробие - белый обелиск, повторяющий контуры византийского православного храма, увенчанный маковкой с «восьмиконечным» православным крестом, - в нише своей имело изображение Пресвятой Троицы в обрамлении слов из прошения молитвы Господней: «Да приидет Царствие Твое».

Личная жизнь Дмитрия Мережковского:

Первым серьёзным романтическим увлечением Мережковского была Л. К. Давыдова, дочь издательницы «Северного Вестника» Л. К. Давыдовой. Летом 1885 года он совершил путешествие с семьей А. А. Давыдовой по Франции и Швейцарии, но этот любовный роман оказался неудачным.

В январе 1889 года Мережковский вступил в брак с , будущей поэтессой и писательницей, которая стала на всю жизнь его ближайшим другом, идейным спутником и «соучастницей духовных и творческих исканий». Союз Мережковского и Гиппиус - самый известный творческий тандем в истории русской культуры «серебряного века».

Современники отмечали, что Мережковский и Гиппиус составляли единое целое, были неотделимы друг от друга. Сами супруги признавались, что часто не улавливали, кому именно из них принадлежит начало той или иной идеи.

Необычным было уже начало этого союза. Едва только познакомившись, они стали встречаться ежедневно, в парке, причём втайне от окружающих. Каждый их разговор выливался в спор, но при этом стремительно способствовал осознанию полного единения.

Гиппиус так описывала их встречу 11 июля в Боржоме: "Мне уже не раз делали, как говорится, «предложение»; еще того чаще слышала я «объяснение в любви». Но тут не было ни «предложения», ни «объяснения»: мы, и главное, оба - вдруг стали разговаривать так, как будто это давно было решено, что мы женимся и что это будет хорошо. Начал, дал тон этот, очень простой, он, конечно, а я так для себя незаметно и естественно в этот тон вошла, как будто ничего неожиданного и не случилось".

Венчание состоялось 8 января 1889 года практически без гостей. День свадьбы молодожены провели за чтением. На утро Гиппиус, по собственному признанию, «забыла, что накануне вышла замуж».

Гораздо больше поводов для ревности давала Гиппиус, именно её реакция на увлечения мужа вызывала ссоры, которыми омрачался союз. Самый большой скандал в семье вызвали отношения Мережковского с Е. И. Образцовой, его многолетней поклонницей. В начале апреля 1901 года она приехала в Петербург, и он неожиданно завязал с ней любовный роман, оправдывая своё «падение» теорией о «святости плоти».

В конце июля 1902 года Образцова прибыла к супругам вновь: формально - чтобы стать пайщицей «Нового пути», в действительности - по причинам опять-таки романтическим. В конечном итоге Гиппиус со скандалом выставила её из дома. Вспыхнувший осенью 1905 года внезапный роман Мережковского с поэтессой-«оргиасткой» Л. Н. Вилькиной, из-за которого в очередной раз чуть не рухнуло «троебратство», оказался его последним серьёзным увлечением «на стороне».

Заранее предоставив друг другу полную романтическую свободу, супруги в какой-то мере принесли ей в жертву чувственную сторону союза: до самого конца совместного жизненного пути, ощущая полное духовное и интеллектуальное единение, они уже не испытывали друг к другу сильных чувств.

Дмитрий Мережковский и Зинаида Гиппиус

Секретарь Гиппиус вспоминал: «Она очень женственна, он - мужественен, но в плане творческом, метафизическом роли перевёрнуты. Оплодотворяет она, вынашивает, рожает он. Она - семя, он - почва». О том же писала И. В. Одоевцева: «В их союзе они как будто переменились ролями - Гиппиус являлась мужским началом, а Мережковский - женским».

По многочисленным свидетельствам, Гиппиус тяжело переживала смерть Мережковского. «Я умерла, осталось умереть только телу», - призналась она в 1941 году.

Библиография Дмитрия Мережковского:

Романы:

«Христос и Антихрист»

«Смерть богов. Юлиан Отступник» (1895)
«Воскресшие боги. Леонардо да Винчи» (1901)
«Антихрист. Пётр и Алексей» (1904-1905)

«Царство Зверя»

Дилогия о примордиальном Христианстве

«Рождение богов. Тутанкамон на Крите» (1924)
«Мессия» (1926-1927)

Итальянские новеллы

«Рыцарь за прялкой» (1895)
«Святой Сатир» (1895)
«Из Анатоля Франса» (1895)
«Любовь сильнее смерти» (1896)
«Наука любви» (1896)
«Железное кольцо» (1897)
«Превращение» (1897)
«Флорентийская новелла XV века» (1897)
«Хроника XVI века»
«Микеланжело»

Исторические эссе:

Дилогия о государственных деятелях

«Наполеон» (1929)
«Данте» (1939)

«Лица святых от Иисуса к нам»

«Павел. Августин» (1936)
«Св. Франциск Ассизский» (1938)
«Жанна д’Арк и Третье Царство Духа» (1938)

«Реформаторы»

«Лютер»
«Кальвин»
«Паскаль»

«Испанские мистики» (1940-1941)

«Св. Тереза Иисуса»
«Св. Иоанн Креста»
«Маленькая Тереза»

Поэзия:

«Стихотворения, 1883-1887» (1888)
«Символы. Песни и поэмы» С-Петербург, Изд. А. С. Суворина (1892)
«Новые стихотворения» (1891-1895)
«Собрание стихов» (1904, 1910)

Критика и публицистика:

«О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы» (1892)
«Вечные спутники» (1897)
«Лев Толстой и Достоевский» (1901-1902)
«Гоголь и чёрт» М., 1906, она же «Гоголь. Творчество, жизнь и религия»» (1909)
«Чехов и Горький»
«Пушкин»
«М. Ю. Лермонтов. Поэт сверхчеловечества»
«Грядущий хам» (1905), сборник статей
«Царь и революция» (1907), сборник статей
«Не мир, но меч; К будущей критике христианства» (1908)
«Было и будет. Дневник» (1910-1914)
«Невоенный дневник» (1914-1916)
«Больная Россия» (1906)
«В тихом омуте»
«Лица»
«Акрополь»
«Россия и большевизм»
«Царство Антихриста»

Драматургия:

«Борис Годунов» (киносценарий)
«Данте» (киносценарий)
«Будет радость»
«Гроза прошла»
«Маков цвет»
«Митридан и Натан»
«Осень»
«Романтики»
«Царевич Алексей»
«Юлиан-Отступник»

Переводы:

Переводы из Эдгара Аллана По. «Ворон». Поэма (1890)
«Легеля». Фантастическая новелла (1893)
«Гете. Фауст. Пролог на небесах» (1892), перевод с немецкого
«Из книги Та-Хио (Великая наука)»
«Из книги Чунг-Юнг (Неизменность в середине)»
«Из книги Лунь-Ю (Беседы мудрецов)»
«Из книги Менг-Тсе (Менция)»